- С государством или с отдельными его представителями? - рассудительно уточнил Негодин.
Начальник посмотрел на него задумчиво. Видимо, вопрос не показался ему уместным.
- Ну, не вам же мне объяснять, что есть такие представители, которых от государства под лупой не отличишь… Но эти господа, я имею в виду наших начальников, не заметили, что на дворе уже другое тысячелетие. Они не понимают, что лезут в схватку не с тем государством, которое еще не так давно можно было грабить безнаказанно, поплевывая на него свысока. Сегодня у нас другое государство, и надо всегда учитывать его реакцию… А наши господа думают, что на них, флагман и символ российского бизнеса, руку поднять не посмеют…
Негодин внимал начальству молча, с невозмутимым видом. Все эти азбучные истины были ему неинтересны. Но, видимо, начальник по русской традиции решил поговорить на прощание по душам. Для полноты картины не хватало еще бутылки водки.
- В общем, я боюсь, что они наломают дров, и не хочу в этом участвовать. Не хочу подставлять свою голову. Мы с вами работали довольно аккуратно, без лишнего шума… А сейчас может начаться черт знает что… Вы этих господ знаете.
На лице Негодина так ничего и не дрогнуло. Знает, конечно.
Начальник почувствовал легкое раздражение. Что он распинается перед этим странным типом, который уверен, что ему и так все давно известно и понятно? Хотелось попрощаться по-человечески, предупредить по-товарищески, но с таким разве можно по-товарищески?
Негодин, наконец, соизволил отреагировать.
- Ну, мы с вами видели, куда дело идет… Так что… Или есть информация, что сигнал дан и пальба вот- вот начнется?
- Сигнал будет подан на днях. Все начнется с выступления депутата Ампилогова в Думе…
- Ну, Ампилогов! - снисходительно усмехнулся Негодин. - Кто его всерьез воспринимает? Он столько говорит, что на все его разоблачения реагировать…
- На сей раз вы ошибаетесь, Станислав Рудольфович, и очень серьезно. Ампилогов будет выступать не по собственной инициативе, его подготовили. Факты у него будут основательные…
- Факты в наше время мало что значат, - несколько наставительно произнес Негодин. - Важна интерпретация, возможность их раскручивать…
- Будет вам на сей раз и интерпретация! А уж желания там сегодня хоть отбавляй… Поверьте мне.
- Но зачем им для этого Ампилогов? - стоял на своем Негодин. - Зачем делать из него серьезную политическую фигуру? И потом, привлекать Ампилогова - значит сразу придавать делу сомнительный характер в глазах прогрессивной общественности, как нашей, так и западной… Что-то мне с трудом в это верится.
- Ну, как знаете, - утомленно сказал начальник. - Поступайте, как сами считаете нужным.
На этом они расстались. Слава богу, обошлось без водки.
То, что «мангумы» своими руками копают яму для себя и своего предприятия, Негодин увидел давно. И давно уже он работал в холдинге с особой осторожностью, всячески подчеркивая, что его дело - бумаги, справки, обзоры и прочая бюрократическая волокита. Он ни разу не подписал ни одного сомнительного документа, ни разу не предложил ничего, связанного с оперативной или силовой деятельностью, в присутствии чужих или подозрительных людей. Он вообще ничего не предлагал напрямую. Мог посоветовать, намекнуть, высказать предположение…
Так что в случае ожидаемых неприятностей за свою задницу он был более или менее спокоен. Но срочно линять из холдинга он был еще не готов. Он, конечно, видел уже набухшие ледяными потоками черные тучи на горизонте. Но он понимал и другое. Да, «мангумы» в своем высокомерии жаждут ввязаться в борьбу без шансов, но, пока они это поймут, будут истрачены гигантские суммы. И Негодин считал, что будет справедливым, если он изрядно попользуется из этого источника. Тем более приличные деньги были теперь нужны постоянно. Катю надо было показывать лучшим врачам, вывозить на курорты, к тому же возникла идея загородного дома.
Поэтому Негодин решил не спешить с уходом из холдинга. Сначала надо взять свое.
Ампилогов действительно произнес через несколько дней разнузданную речь с призывами нанести удар против таких антигосударственных, антироссийских компаний, как холдинг «Мангум», который грабит страну и народ, грабит не только нынешние, но и будущие поколения.
Как и ожидал Негодин, речь пропустили мимо ушей - к кликушеству и разоблачениям ученого-депутата давно привыкли. Несколько дней прошли в тишине. Пиаровские службы «Мангума» не торопясь готовились дать достойный отлуп депутату в контролируемых газетах и на прикормленных телеканалах. Отвечать Ампилогову было решено в давно проверенном устало-ироничном тоне. Ну да, давно известно, что во всем виноват «Мангум», придумали бы что-нибудь новенькое, незатасканное…
В образовавшуюся паузу Негодин решил быстренько слетать на день-другой в Женеву, там, неподалеку от Монтре, ему рекомендовали санаторий для Кати. Лететь пришлось вечерним рейсом. Женева, как всегда, после восьми вечера выглядела вымершим городом. В гостинице он выключил мобильник и улегся спать, чтобы с утра отправиться в Монтре.
Проснулся он довольно поздно. В Москве из-за разницы во времени рабочий день был в разгаре. Уже одевшись и умывшись, он включил компьютер, и сразу со всех сайтов, европейских и российских, на него обрушились новости. Во всех структурах холдинга «Мангум» идут обыски… Помещения заняты вооруженным ОМОНом в масках, сотрудники изгнаны с рабочих мест в коридоры, следователи изымают документы… Руководители холдинга называют происходящее беззаконием…
Он бросился к телевизору. Там по всем каналам шла одна и та же картинка. Люди в камуфляже, с автоматами… Коридоры офисов, в которых вдоль стен стоят ошеломленные сотрудники… Молодые следователи, дающие на ходу невнятные объяснения…
Негодин смотрел на экран и почему-то не мог оторваться от него, словно ждал чего-то конкретного. И потом он увидел то, чего так хотел увидеть. Двор филиала, где работала Катя. У стеклянных дверей двое в масках, с автоматами, у ступеней машина «Скорой помощи». Из дверей врач выводит рыдающую, бьющуюся в истерике женщину, а потом санитары выносят на носилках еще кого-то… Тут носилки заслонила чья-то спина.
Как заведенный, он метался по каналам, но каждый раз натыкался на одно и то же - женщина в истерике, носилки, чья-то спина…
Но он был уже уверен, что разглядел на носилках лицо Кати.
Потом до него дошло, что надо включить мобильник и связаться с Москвой. Через несколько минут он уже знал, что Кате действительно стало плохо, когда в кабинет влетел ОМОН. Она даже не смогла встать из-за стола. Вызвали «Скорую», следователь разрешил отвезти ее в Склиф. На экране в это время замелькали главный «мангум», Ампилогов, депутаты, политологи…
В самолете его мучил лишь один вопрос: что она вам всем сделала? Почему в вашей сваре страдает именно она - ни в чем не повинная, никому не причинившая вреда?
Какие-то знакомые подходили к нему, что-то спрашивали, что-то рассказывали… Он, ничего не слыша и не понимая, продолжал думать только о том, почему страдает Катя? Почему именно она? Кто-то же в этом виноват?
В палату Кати его пустили через несколько дней. Она лежала с закрытыми глазами, лицо у нее было бледное, спокойное. Он на какое-то мгновение почувствовал облегчение - она не страдает!
Потом врач объяснил ему, что потрясение при обыске наложилось на последствия предыдущей травмы, сказалась врожденная слабость сосудов, в результате тяжелый инсульт, кома… Сколько она в таком состоянии пробудет, никто сказать не может. Неделю, месяц, год, два… Возможно все.
- Но что-то же надо делать?
- Нужен постоянный присмотр, чтобы не пропустить момент улучшения… Или ухудшения, - спокойно сказал усталый врач. - Есть одна проверенная частная клиника за городом. Там очень хорошо ухаживают за такими больными. Если хотите, могу дать координаты. Если вам, конечно, это по средствам. Потому как учреждение дорогое.
Через неделю Катю перевезли в клинику. Закончив с формальностями, Негодин зашел к лечащему врачу. Светловолосый лысеющий мужчина с незапоминающимся лицом принялся рассказывать Негодину о
