ничего не осталось. Им был нужен новый имидж - крайне лояльный. Новому начальнику Службы безопасности была поставлена задача - по возможности избавиться от сотрудников, на которых лежит тень прежних деяний. Они даже решили сдать в правоохранительные органы архив, который мы наработали во времена «мангумов», - расшифровки прослушек телефонных разговоров на самом верху, секретные документы, донесения тайной агентуры… И этот комсомольский боров, мой новый начальник, заявил, что выгораживать в случае чего он никого не будет, так что заботьтесь о себе сами… А что было бы с Катей, если бы меня вдруг сдали? Она попадала во власть этого извращенца Цапцына!
Зачем он обо всем этом рассказывает? Ледников на мгновение прикрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть от взгляда Негодина, который все это время не сводил с него глаз. Хочет как-то расположить к себе и дождаться ответной откровенности? Или это присущее маньякам и шизофреникам желание рассказать все кому-то? Желание, буквально сжигающее им мозг?
Мышцы напрячь - отпустить, напрячь - отпустить…
- Вот, собственно, почему мне надо было заботиться о себе, - объяснил Негодин. - А тут этот старый хрыч стал копаться в делах давно минувших дней. Сначала я решил просто взглянуть на этого деятеля. Оценить, на что он еще годен. Может, он уже в маразме? Трогать я его не хотел. Хотя убрать без шума больного одинокого старикана, сами понимаете, не проблема…
- И все-таки пришлось тронуть, - даже не спросил, а как бы спокойно констатировал Ледников.
- Да нет же! Все получилось глупо. Он стоял у края этой дурацкой ямы рядом с этой бочкой. Я подошел. Мы разговаривали, вполне спокойно и мирно…
- Любопытно, кем же вы представились?
- Писателем! - расхохотался Негодин. - Писателем, который пишет историю современности. Постсоветской эпохи. И в частности, в настоящее время занимается делом Ампилогова… Но в какой-то момент он вывел меня из себя. Принялся рассуждать о том, что закон должен быть исполнен любой ценой. А я подумал: вот найдешь ты, старый хрыч, сейчас доказательства моей причастности к этому делу, и что? Меня тут же сдадут свои, а Катя, ни в чем не повинная, останется в руках извращенца… И это было бы справедливостью? Торжеством закона?
Глаза Негодина налились тяжелой, стылой ненавистью, словно перед ним опять стоял нелепый старик, способный, не зная того, разрушить всю его жизнь.
- Я только шагнул к нему, а он попятился и свалился в яму…
- Там была еще металлическая бочка, которая раздавила его, - тихо напомнил Ледников.
- Бочка? - удивился Негодин. - Ну, была бочка. Кажется… Наверное, он схватился за нее рукой… Не помню. Какая разница!
Негодин замолчал. Ему вдруг ясно вспомнилось, как все тогда случилось.
Старик лежал на дне ямы, раскинув руки. Шапка свалилась с его лысой головы и плавала в ледяной жиже рядом. Не пытаясь даже пошевелиться, старик чуть слышно произнес:
- Помогите…
Он внимательно посмотрел на него сверху и вдруг зачем-то ногой спихнул в яму прямо на старика ком замерзшей земли. Жесткий ком с глухим стуком рухнул прямо на грудь старика. Видимо, тело старика отозвалось на удар мучительной болью, потому что он попытался судорожно пошевелиться.
- Смотри ты, какой живучий, - удивился Негодин. А потом дружелюбно спросил: - Больно? Что делать - сам напросился. Кто тебя просил лезть куда не надо? Конечно, вряд ли бы ты до чего-то докопался, но рисковать я не могу.
Он даже присел на корточки, чтобы старик лучше его слышал.
- Что же мне с тобой делать, старичок? Так оставить помирать? А вдруг выйдет какой-нибудь ежик из тумана да и спасет тебя… А мне это надо? Чтобы ты на меня милицию навел? Извини, не для того я сюда пожаловал. Пристрелить? Найдут пулю, заведут дело, начнут искать… И зачем мне эта головная боль? Ну, что еще мы можем предпринять? Спуститься и придушить тебя там? Ботинки марать неохота. Так что…
Он встал, задумчиво осмотрел железную бочку, потрогал ее рукой в перчатке, как бы проверяя, прочно ли она стоит, а потом вдруг легко, без всякого напряжения толкнул ее, и бочка, съехав с подложенных под нее кирпичей, грохнулась в яму…
Из кухни доносились звуки, свидетельствовавшие о том, что Якуб, видимо, не страдает отсутствием аппетита.
Ждать пощады от этого человека нельзя, понимал Ледников. И думать надо только о том, как спасти Гланьку.
- Итак, Валентин Константинович, я был с вами откровенен, - наконец нарушил тишину Негодин. - Надеюсь, вы ответите мне тем же.
- Что вам надо?
- Мне надо обеспечить собственную безопасность, для того чтобы моя жена не осталась одинокой и беззащитной в этой смрадной жизни. Понимаете? Не так уж много мне надо, согласитесь? Но для этого мне надо знать, кто, кроме вас, посвящен в обстоятельства моих дел?
- Чтобы вы расправились с ними?
- Я не расправляюсь с людьми просто так, - скривил губы Негодин. - Что я, маньяк какой-то? Сначала я выясняю, действительно ли люди представляют какую-то опасность?
- Какую опасность представляла для вас несчастная Виктория Алексеевна? Которая после подстроенного вами взрыва лежит парализованная в больнице? Чем она виновата? Она такая же жертва, как и ваша жена!
Негодин помолчал, обдумывая услышанное. Потом насупился.
- Валентин Константинович, тот этап нашей беседы, во время которого мы философствовали и пытались объяснить что-то друг другу, закончен. Хорошего понемножку. Теперь отвечайте на мои вопросы. Коротко и четко. Иначе мне придется попросить Якуба заняться вами. Вернее, в первую очередь Аглаей Андреевной. Уверяю вас, вы не перенесете этого зрелища. Я же говорил вам, что для него нет ничего святого. Плюс явные садистские наклонности. Так что не молчите, так или иначе вы расскажете все. Якуб, друг мой, иди-ка сюда!
Якуб появился не сразу. Остановился в дверях, оглядел комнату. Ледников почувствовал, как рот заволокло горькой сухостью.
Негодин деловито, как тренер, выпускающий на ринг бойца, осмотрел Якуба, потом обратился к Ледникову с упреком:
- Что же вы такой бессердечный? Пожалейте дорогую вам женщину.
- Послушайте, - торопливо сказал Ледников, - я же не занимаюсь никакими расследованиями, а просто собираю материал для фильма. Я - сценарист, а не следователь!.. Господи, таких фильмов сегодня выходит - десятки! Никто не обращает на них внимания. Вам это ничем не грозит!
- Ну, об этом позвольте судить мне самому! - оборвал его Негодин. - Вы все-таки недооцениваете меня, Валентин Константинович. Обидно даже, понимаешь! А капитан Прядко тоже у вас сценаристом служит? Или как?..
Ледников прикусил губу. Негодин снисходительно улыбнулся.
- Так что не надо убеждать меня в том, что вы теперь художник не от мира сего!.. Кстати, я бы мог рассказать вам еще много интересного. Ну, например, о тех людях, которые подрядили вас на эту работенку. О том, каковы их намерения на самом деле, как они вас используют… Но вы же не хотите быть откровенным со мной!
- Вы должны понимать, что, если с нами что-то случится, вам конец!
- А если не случится? - подмигнул Негодин. - Тоже конец, только еще неизбежнее. Правильно? Вот видите!.. Так что подумайте лучше о себе и Аглае Андреевне. Если она попадет в руки Якуба!.. Да еще это будет происходить на ваших глазах… И не беспокойтесь вы обо мне. Я о себе уже подумал, честное слово! У меня есть потрясающий план, очень красивый, я бы даже сказал, художественный!
Негодин оскалился в улыбке, потом повернулся к Якубу и наставительно сказал:
- Ты бы хоть пальто снял. Зальешь кровью - не отстираешь. Пальто-то дорогое!
И опять с наигранным состраданием уставился на Ледникова.
Якуб шумно вздохнул, оглядел, страдальчески сморщившись, потолок, сделал два шага вперед и оказался за спиной Негодина. Потом он сцепил руки в замок и громко, с удовольствием хэкнув, словно
