– А? Что?
Дафна подняла глаза с отсутствующим видом, характерным для нее во время работы; из волос, собранных в пучок, торчала ручка; на Дафне были футболка и джинсы.
– А, привет. Хорошо поплавала?
– Очень. Хочешь поесть?
– Гм... не-а... Может быть, попозже.
Барбаре нравилось наблюдать за Дафной, когда та была полностью поглощена работой: так сказать, творческий процесс в действии. В восемь часов она заказала ужин, и, когда его принесли, Барбара похлопала Дафну по плечу. Работая, она всегда забывала поесть, и в Нью-Йорке Барбара просто ставила поднос с едой ей на письменный стол.
– Пора есть.
– О'кей. Сейчас.
Что обычно означало «через час», и в этот раз было так же.
– Ну же, малышка. Иди поешь.
– Иду.
Наконец она перестала стучать на машинке, распрямилась, потянулась и потерла себе плечи. А потом улыбнулась Барбаре:
– Хорошее чувство!
– Как движется работа?
– Неплохо. Я словно опять молода.
После ужина она опять засела за машинку и просидела за ней до двух часов ночи. А на следующее утро поднялась в семь и уже опять стучала, когда Барбара встала.
– Ты что, не ложилась? – Она знала, что временами Дафна действительно не спала, но в этот раз было не так.
– Ложилась. Где-то около двух.
– Слушай, от тебя дым идет!
– Я хочу побольше написать, пока вчерашняя беседа еще свежа в памяти.
И Дафна в самом деле писала весь день. Барбара ездила смотреть три дома, пообедала и сходила в бассейн. Потом она принялась работать в своей комнате – отвечала на письма читателей, а вечерам опять заказала ужин в коттедж. Так уж забавно сложилось, что Барбара была для Дафны как мать, но ее это не обременяло. У нее был многолетний опыт ухода за собственной матерью, а заботиться о Дафне ей нравилось. Было интересно общаться, работать, да и просто находиться рядом с таким одаренным человеком, хотя Дафна никогда таковым себя не считала.
На четвертый день Дафна позвонила миссис Куртис, чтобы спросить ее о сыне; она держала свое слово и каждый день посылала ему письма. Миссис Куртис сказала, что Эндрю здоров и весел, привык к новой ситуации. Она также напомнила Дафне, что теперь им удастся поговорить только тогда, когда Дафна приедет в Нью-Гемпшир и навестит ее в новом доме. Следующий день был последним днем миссис Куртис в Говардской школе. Дафна снова пожелала ей удачи и положила трубку, подумав вдруг о Мэтью: как-то у него дела? Она знала, что Мэтт, видимо, был безумно занят, заканчивая дела в Нью-Йоркской школе перед отъездом.
– Как Эндрю? – Барбара вошла с подносом для Дафны, и та с улыбкой подняла на нее глаза.
– Миссис Куртис говорит, что все очень хорошо. А как, кстати, наши дела с домом?
Барбара улыбнулась:
– Все хорошо. Кроме того, что все они тут жулики. Впрочем, что-нибудь все же должно подвернуться вскоре. Ты хочешь бассейн в форме пишущей машинки или сойдет и в форме книги?
– Забавно.
– Не то слово. Сегодня я видела один в форме сердца, один овальный, один в форме ключа и один в форме короны.
– Звучит очень экзотически.
– Конечно, И к тому же чертовски заманчиво, а самое плохое то, что мне это ужасно нравится.
Дафна весело улыбнулась.
– Знаешь, если расстегнешь блузку до пупа и обвесишься золотыми цепочками, по-моему, это будет полный финиш.
И на следующий день просто для смеха Барбара так и нарядилась. Дафна хохотала.
– Мы здесь всего пять дней, а тебя уже это увлекло.
– Ничего не могу поделать. Это атмосфера. Она сильнее меня.
– Сильнее вас ничего нет, Барбара Джарвис.
Это был комплимент, причем сказанный серьезно, но Барбара покачала головой:
– Это неправда, Дафф. Сильная ты. Ты самая сильная из женщин, которых я знаю, и вдобавок в хорошем смысле сильная.
