Темнота почти физически, как черная повязка, давила ей на глаза. Джосс чувствовала бархатную тяжесть тьмы, обволакивавшей все ее существо. Она протянула руки вперед, ухватилась за кроватку и зарыдала. Она не слышала ничего, кроме окутавшей дом тишины, и ничего не видела. Потом она услышала, как плачет Том. Потом до слуха Джосс донеслись шаги его маленьких ног.
– Мамочка, я ищу мамочку.
Он рыдал так горько, что дыхание его превратилось в икоту.
– Том-Том, – позвала она сына, глядя в темноту, туда, где должна была быть дверь. Яркая вспышка осветила комнату, и Джосе увидела маленькое детское личико в проеме двери.
– Мамочка! – Он бросился к ней и обхватил ручонками ее колени.
– Где папа, Том-Том?
Стихшая было боль в пояснице снова начала расти.
– Папочка ищет спички. – Маленькое личико Тома зарылось в ночную рубашку Джосс.
– О Боже. – Боль снова охватила ее. Она, шатаясь, обошла Тома, приблизилась к кроватке и, ухватившись за перекладину, заскрежетала зубами.
В дверном проеме появился мерцающий свет, отбрасывающий огромные тени. Люк входил в спальню Тома, неся в руке свечу.
– Люк, это ты? Ну, слава Богу. «Скорая» уже едет? – Снова начались схватки, и она вцепилась в кроватку с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Переживая вместе с матерью ее боль, Том снова начал кричать. Через мгновение Люк оказался рядом с Джосс, обняв ее за плечи, когда ее усталые мышцы снова напряглись.
– Как долго еще ждать? – Она говорила сквозь стиснутые зубы. – Когда же приедет «скорая»?
– Я не смог дозвониться, Джосс. – Он взял ее за руки. – Телефон не работает. Наверное, из-за грозы. Я поеду к Саймону…
– Нет! – Крик перешел в рыдание. – Не оставляй меня.
– Тогда я сам отвезу тебя в госпиталь. Возьмем твой пеньюар и поедем. Мы доберемся туда через сорок минут. Все хорошо, любимая. Мы так и сделаем, – Он сильнее сжал ее руки. – Поехали. Там найдется кто- нибудь, кто позаботится и о Том-Томе.
Произнося эти слова, сам Люк сознавал, что времени добраться до госпиталя у них не осталось.
– Нет! – На этот раз крик выразил неподдельную муку. – Люк, я думаю, у нас просто нет времени. Все идет очень быстро. – На верхней губе Джосс выступили капли пота, пот бежал по шее, стекая в ложбинку между грудями, а боль тем временем, словно тисками, охватывала ей поясницу. – Люк, я не знаю, что делать.
– Нет, ты знаешь, ведь ты уже рожала.
В ответ она отрицательно покачала головой.
– Люк, тебе придется принять роды. О Боже! – Она со стоном упала на колени, обхватив руками живот, чтобы хоть как-то защититься от боли.
– Том? Том-Том, иди к папе. – Люк отчаянным усилием попытался оторвать ребенка от матери, к которой тот прижимался все сильнее и сильнее. – Пойдем со мной, старина. Пусть мамочка ляжет в свою кроватку. Она плохо себя чувствует. У нее болит животик, и нам придется за ней присмотреть. Ты хочешь мне помочь?
Люку пришлось прибегнуть к силе, чтобы разжать пальцы мальчугана, которыми тот вцепился в ночную рубашку матери.
– Ты можешь идти, Джосс? Ты сможешь дойти до нашей комнаты? – Он напрягал голос, чтобы перекричать вопли Тома. – Том, ну прошу тебя, пошли.
– Пусть он побудет, Люк. – Джосс задыхалась. – Ты его совсем напугаешь. Том-Том. – Она обняла мальчика за плечи, когда схватки на время утихли, и прижала его к себе. – Сейчас ты должен быть очень храбрым и взрослым. У мамочки все будет хорошо, она у тебя молодец.
Не слишком ли он мал для того, чтобы объяснить ему, что происходит? Едва ли они даже говорили ему о том, что скоро у него будет братик или сестренка. Ребенок должен был родиться еще через две-три недели. Боже милостивый, и рядом нет никого, кто мог бы реально помочь. Удержав слезы паники и растерянности, она скрипнула зубами от боли – схватки начались с новой силой, но хватка Тома ослабла.
– Побудь с ним здесь, Люк, а я пока пойду лягу в кровать. Попробуй успокоить его и уложи спать.
Хватаясь за перекладины кроватки, она поднялась и направилась к двери.
– Мамочка! – Том снова схватил ее за подол рубашки.
– Возьми его, Люк. – Она больше не могла скрывать боль.
Люк схватил сына в охапку и уложил его в постель. Том закричал с удвоенной силой.
– Солнышко мое, не кричи так! – Джосс протянула руку, чтобы приласкать ребенка, но в этот момент боль вернулась снова. Женщина отступила на шаг и застонала. Расслабиться. Отдаться боли. Она едва не задохнулась, почувствовав, как расходятся в стороны кости таза.
– Иди, Джосс, иди в кровать. – Люк силой пытался удержать Тома в постели. – Иди. Он успокоится, как только ты уйдешь.
Боль отступила, тело, почувствовав передышку, собралось, готовясь к новой схватке. Джосс повернулась спиной к кроватке сына и, зажав уши, чтобы не слышать его криков, пошла в свою спальню.
Кровать. Надо что-нибудь подложить под простыню, чтобы прикрыть глубокий старый матрац – матрац, который, должно быть, в прежние времена видел уже не один десяток родов. Джосс отчаянно пыталась сосредоточиться на практических деталях. Что говорят по телевизору о родах в домашних условиях? Горячая вода и полотенца. Много горячей воды и полотенца. Она была уверена, что кто-то когда-то сказал, что горячая вода нужна для того, чтобы чем-нибудь занять мужа. Полотенца в шкафу, где хранится льняное белье, на площадке лестницы за ванной, в миллионе миль отсюда.
– О Боже! – Она не смогла сдержать крик боли.
Роды могут произойти в любой момент.
Снова ударила молния, и в ее вспышке Джосс успела разглядеть шторы и стойки кровати. Занавеси казались чем-то нематериальным, призрачным оазисом тонкой вышитой шерсти – фантастическая зелень мхов и тусклая краснота цветов, побеги и стебли цвета охры, прихотливо взбиравшиеся вверх по стойкам. Шторы колыхались, то надуваясь, то опадая, то делаясь прозрачными, как летний туман, то тяжелыми и темными, как ночь. Основа ткани становилась тогда выпуклой и толстой, как мужское запястье. Джосс испустила рыдание. До кровати слишком далеко. Она просто не в состоянии двигаться. В полной темноте, которая наступала после каждой вспышки молнии, Джосс казалось, что кровать удаляется от нее. Кровать недосягаема, отделена от Джосс невидимым барьером, который она не может переступить. Люк, где же Люк? Боже милостивый, не оставь меня.
Появился Люк, на плечо легла его сильная рука. Он бережно повел ее через комнату. Снова вспышка молнии, Джосс не видела теперь ничего, кроме оконного переплета, отпечатанного на ее сетчатке миллионами огненно-алых осколков.
Спотыкаясь, она добралась до кровати, стащила с нее тяжелое покрывало, украшенное грубой вышивкой, и бросила его на пол.
– Люк, найди что-нибудь, чтобы подложить под меня.
Огонек свечи удалился на площадку – это Люк с подсвечником в руке.
– Все в порядке, любимая. Я подумал об этом и кое-что взял.
Его голос доносился из дверного проема. Он принес непромокаемые простыни из шкафчика Тома и несколько полотенец, потом помог Джосс забраться в прохладу простыней.
– Ложись, солнышко. – Его рука, гладившая ей лоб, была горячей и влажной, в отличие от другой руки, которой он вел ее сюда – та была холодна, как лед. Джосс открыла глаза. Люк поставил свечу рядом с ней, значит, он только что вошел в комнату…
Она со стоном повернулась на бок – боль снова поразила ее – свернулась клубком, каким-то уголком сознания вдруг поняв, что ее преследует аромат роз.
– Люк!
– Я здесь, дорогая. Тужься. Помнишь, они говорили тебе, что надо тужиться. – Он натянул на нее простыню.
