Дальше фронта

Несколько человек явно воспринимали слова о реальностях, ловушках сознания, межвременных мостах и развилках альтернатив просто как набор неких ритуальных образов, приблизительно, как рассуждения отцов церкви о постулатах вероучения воспринимают рядовые верующие.

Он догадался, что это как раз люди, для которых родными являются времена 1924 года и им предшествующие. К ним безусловно относились четверо – Кирсанов, Басманов, Белли и, что странно, спутница самого Шульгина Анна. Они не принимали участия в обсуждении, не бросали реплик и не задавала вопросов. Если только речь не шла о чисто практических делах.

Сам Ляхов тоже (в отличие от Вадима) до сих пор имел о рассматриваемых проблемах самое смутное представление, однако в целом они лежали в русле системы его мировоззрения. Потому и слушал он с интересом, и слова Александра Ивановича не вызывали внутреннего протеста. Впрочем, только в своей «научной» части. Этическая составляющая по-прежнему казалась ему сомнительной.

И еще ему казалась интересной реакция на происходящее господина Ростокина с его женщиной Аллой.

Тут, пожалуй, ситуация была обратная. По их лицам было видно, что они знают и понимают как бы даже не больше, чем сам Шульгин и его ближайшие единомышленники (как Ляхов успел вычислить), Новиков, Берестин, Левашов, Ирина, Сильвия.

Лариса и Наталья занимали, похоже, промежуточное положение в иерархии.

Кроме того, в лице Ростокина читалась гораздо большая личная заинтересованность в исходе совещания.

В чем причина этого, Ляхов пока не понимал. Но аналогия напрашивалась, исходя из его опыта практической медицины. Всегда он мог определить, разговаривая с родственниками больного, кто искренне и глубоко переживает за судьбу пациента, а кто изображает заинтересованность просто потому, что так принято.

А Шульгин при этом говорил очень интересные вещи. Хотя больше половины сказанного Ляхов не понимал просто от незнания предыстории.

Широкими мазками он изобразил общую картину международного положения Братства с момента выхода из Большой Игры, которое он обозначил как вполне благоприятное, позволившее каждому из уважаемых членов Собрания на максимально выгодных условиях осуществлять собственную творческую деятельность и личную жизнь. И таковым оно могло бы оставаться неограниченно долго, особенно в свете того, что, избавленные от утомительного и отнимавшего много сил и времени противостояния с Держателями и их приспешниками, Андрей, Ирина и примкнувшие к ним Игорь с Аллой…

В этом месте неизменно сдержанный Берестин хмыкнул, еще несколько человек поддержали его улыбками, и даже Вадим. Ляхов же комизма ситуации не понял.

– Не вижу ничего смешного. В свое время люди умели точно выражаться. Именно что примкнувшие на определенном этапе Игорь с Аллой добились впечатляющих успехов на пути к достижению едва ли не неограниченного продления нашего с вами физического существования…

– Это еще кто к кому примкнул, – прозвучал голос с дальнего конца стола. Ляхов не успел заметить, кому он принадлежал.

– Данный выпад мы отметаем, как неорганизованный, – слегка дрогнул губами Шульгин, сохраняя впрочем серьезность, – потому что первыми реальными плодами названного процесса мы с вами пользовались задолго до того, как Игорь к нам… ну, ладно, присоединился и вместе с Аллой указал еще одно направление. Все удовлетворены? Тогда продолжим.

Продолжая, Александр Иванович доходчиво изложил ход событий, последовавших после небывалого в новейшей истории потрясения основ. То есть необъяснимого и невозможного в рамках принятой нами парадигмы возникновения совершенно новой реальности, никак из уже известных не вытекающей…

– Или проявления… – вставил с места Левашов.

– Да, или проявления, потому что присутствующий здесь господин полковник Половцев существует гораздо дольше, чем родная ему реальность заявила о своем существовании…

Все, будто в первый раз видят, посмотрели на Ляхова, и ему пришлось, будто японцу, сидя поклониться.

Затем Шульгин рассказал, каким именно образом он наблюдал новообразование, какие экстренные меры принял без санкции сообщества и почему именно счел себя обязанным это сделать.

– Знаете, братцы, долго размышляя над итогами моего, может быть, и неразумного проникновения в астрал, совершенно в частном порядке связавшись с профессором Удолиным, а также проконсультировавшись с Андреем (потому что, кроме нас троих, туда никто больше не ходил), я пришел к выводу…

– А почему на прошлом собрании ты никому больше ничего не сказал? – первой нарушив негласную договоренность за столом не курить, подожгла сигарету и несколько раз подряд затянулась Лариса. – Опять сталинские методы, что ли?

– На прошлом собрании говорить было просто нечего, – с великолепным самообладанием отреагировал на очередной выпад Шульгин. – Кроме самого факта возмущения континуума, я сам ничего не знал. А если бы и даже… Мне что, в Москву бежать, именно у тебя совета спрашивать? Ну, вот сейчас если спрошу, на том же объеме информации ты что предлагаешь делать?

– Дело не в рекомендации, дело в узурпации…

Шульгин, ничего более не сказав, пересел на пустующий стул за правым от председательского углом стола, залпом выпил давно налитую официантом рюмку, подцепил вилкой приличный кусок осьминога под острым соусом.

Ляхов понял, что это опять проявление каких-то старых разногласий внутри ядра Братства, но смысл конфликта был ему непонятен. Как и термин сталинские методы.