Глава 11
Scire nefas
Знать не дозволено
Следователю необходимо учитывать, что у каждого человека имеются свои специфические особенности восприятия окружающего мира.
Сенатор Фрай прибыл на встречу на велосипеде. На ногах у него красовались красные кеды. Длинные рыжеватые волосы, такого же цвета усы и бородка, делали его похожим на знаменитый автопортрет Альбрехта Дюрера. Довершали образ джинсы и военного образца куртка.
Ледников и Немец ждали его в небольшом кафе. За это время Ледников успел рассказать Немцу о ночном инциденте и поделиться версиями, которые его одолевали. Когда сенатор стал припарковывать свое транспортное средство, Немец с усмешкой спросил:
— Ты можешь себе представить российского сенатора в таком виде? Без «мерседеса», охранников и костюма от Гуччи?
— Им еще рано быть такими, не доросли. Может, лет через сто-двести они разовьются до такого состояния… Он, видимо, из «зеленых»?
— Фрай? Да, начинал он с экологического движения. Для швейцарцев это святое.
— Давай поменяемся ролями, — предложил Ледников. — Ты веди допрос, а я буду наблюдать.
— Давай, — не раздумывая, согласился Немец. Роль следователя ему страшно нравилась.
Сенатор вошел в кафе, остановился в дверях. Немец простецки помахал ему рукой. Сенатор сделал ручкой в ответ, сказал что-то человеку за стойкой и подошел к их столику Вблизи сенатор не выглядел так молодо, как со стороны. Его умное лицо бороздили глубокие морщины. А глаза смотрели серьезно и внимательно.
— Мне жаль, господа, что наше рандеву случилось по столь печальному поводу. Я встречался с госпожой Разумовской буквально за несколько часов до ее ужасной гибели. Она была весьма эффектной женщиной. И при этом очень умной. Мне очень жаль, что с ней произошло это несчастье.
— Вы знаете, у нас есть сомнения на сей счет, — многозначительно сказал Немец.
— Сомнения какого рода? — не понял сенатор.
— Есть основания думать, что это было не просто несчастье, а несчастье очень грамотно подстроенное, — сообщил Немец и многозначительно покивал головой.
Сенатор удивленно посмотрел сначала на Немца, а потом на Ледникова, словно проверяя, не ослышался ли он.
— И насколько серьезны эти основания? — с явным недоверием спросил он.
— Достаточно. Достаточно серьезны, — продолжил в том же духе Немец. — А поскольку вы встречались с госпожой Разумовской незадолго до гибели и, насколько мы понимаем, обсуждали весьма непростые темы, то это может иметь какое-то отношение и к вам…
Какое-то время сенатор осмыслял услышанное.
— То есть вы хотите сказать, что и мне может угрожать нечто подобное?
— Пока мы этого не знаем, — туманно сказал Немец. — Но считаем своим долгом сообщить вам о своих предположениях.
Ледников про себя подивился, где это Немец нахватался всех этих следовательских приемчиков и ухваток? Запугать собеседника туманными намеками — первое дело. Но сенатор, видимо, не зря носил красные кеды. Он не испугался туманных намеков. И только весело расхохотался.
— Уверяю вас, это слишком смелое предположение! Во всяком случае, для Швейцарии. Нет-нет, это из области фантастики!
— Значит, после разговора с вами госпожа Разумовская поехала еще куда-то? — резко спросил Ледников, решив, что пора повернуть разговор в нужную сторону.
— Да. Насколько я понял, она поехала на встречу со своими коллегами из этого американского фонда, в который ее занесло.
— Вам что-то не нравится в этом фонде? — заметил его презрительную гримасу Немец.
— Видите ли, сейчас я занимаюсь вопросом о существовании в Европе тайных тюрем ЦРУ. И у меня есть основания считать, что подобные фонды выполняют еще и тайные поручения американских спецслужб. Эти люди ведут себя в Европе так, словно им все позволено.
— А с госпожой Разумовской вы обсуждали эту проблему?
— Мы ее касались, но и только. Ее интересовала история с пропавшим досье семьи Винеров. Причем не столько сам факт пропажи досье, сколько деятельность этого семейства по поставкам ядерных технологий в страны-изгои, как выражаются ее американские коллеги.
— Можно поинтересоваться, что вы ей сообщили на сей счет?
— К сожалению, ничего особого ценного и важного, — как бы извиняясь, сказал сенатор.
— Понимаете, меня, как гражданина Швейцарии и сенатора, больше интересует другое. Как могло случиться, что была уничтожена компьютерная база данных и архив документов по конрабандным сделкам, совершенным Винерами?
— А они все-таки уничтожены, а не пропали, как утверждали раньше? — тут же продемонстрировал свою осведомленность Немец.
— В том-то и дело!
— И кто же принял такое решение?
— Именно это я сейчас и пытаюсь выяснить! Мой знакомый господин Келлер, который расследует дело Винеров, сам был поражен этим обстоятельством, потому в результате дело фактически развалилось. И теперь его могут просто прекратить. А госпожа Разумовская интересовалась самими сделками… Причем у меня сложилось впечатление, что она была довольно информирована на сей счет. Я даже поинтересовался, кто ее источники?
— И что она ответила?
— Сказала, что эти источники в Москве. Причем, как она выразилась, информация получена из первых рук…
— Скажите, насколько ваш разговор с ней был откровенен?
— Насколько это возможно при первой встрече… Мы договорились обмениваться информацией и дальше.
— Вас не могли подслушивать? — вмешался Ледников.
— Подслушивать? Мне это и в голову не приходило!
— А где вы разговаривали?
— В моем рабочем кабинете. Простите, но мне надо ехать на важную встречу. Примите еще раз мои соболезнования. Если я понадоблюсь вам еще, готов к общению.
Когда сенатор Фрай убыл на своем замечательном велосипеде, Немец спросил:
— Ну, как?
— Ты просто гигант следственной работы.
— Да ладно. Как впечатления со стороны?
— По-моему, приличный мужик. России бы таких депутатов…
— Ты же сам сказал — лет через двести. Какие будут указания?
— Я думаю, мне надо ехать в аэропорт.
— В Москву собрался?
— Нет, через два часа из Москвы в Цюрих для спасения своей дочери прилетает господин Абрамов. Я хочу задать ему пару вопросов. Уверен, информацию из первых рук, которую упоминал Фрай, Разумовская получила именно от него. Они встречались в Москве перед ее отлетом. Ну ладно… Мне пора. Я и так уже опаздываю.
— Я тебе там нужен? Или я только помешаю вашему интиму?
— Думаю, что действительно лучше мне поехать туда одному.
