масштаб этих вещей! Даже если изобразить его на большом холсте и для сравнения прибавить человеческие фигурки, все равно этого будет недостаточно. Вы знаете, что этот обелиск считается самым большим из всех когда-либо созданных человеком? Его длина около сорока двух метров. Представьте себе такую махину, стоящую вертикально. Как палец, указующий в небеса. – Он поднял глаза, задержал движение карандаша. – Так она приезжала? Рисовала его?
Пряча фотоаппарат в сумку, Анна покачала головой.
– Приезжать-то приезжала, но она очень мало пишет об этом. В общем-то, только то, что она приезжала на верблюде. Она была с друзьями – точнее, знакомыми. Еще точнее – едва знакомыми. Среди них был человек по имени лорд Кастэрс.
Ей хотелось увидеть реакцию Тоби на это имя, понять, слышал ли он вообще о таком человеке. Оказалось, что да, потому что, услышав имя Кастэрса, он тихонько присвистнул сквозь зубы.
– Помню, когда я был еще довольно маленьким, моя бабушка стала что-то рассказывать мне о нем. Дед услышал и страшно рассердился; он сказал, что она вообще не должна упоминать это имя. Я тогда не понял почему. Но его дед был викарием, так что, думаю, это все объясняет. Как Луизу угораздило познакомиться с таким мерзавцем?
– Да это в общем-то не ее знакомый. Он был знаком с теми, с кем она плыла по Нилу, и их суда оказались рядом у причала в Асуане. Вот он и пришел навестить друзей. – О флакончике Анна не упомянула.
Снова покосившись на солнце, она вдруг заметила, что к ним направляется Энди. Чуть подальше стояли Чарли, Буты и все остальные пассажиры «Белой цапли», глядя вниз, на ослепительно белый вытянутый прямоугольник обелиска, лежащий у подножия стены каменоломни.
Подойдя, Энди взглянул на рисунок Тоби.
– Неплохо, – произнес он, однако по тону этого замечания можно было предположить, что он сделал его ради соблюдения приличий.
Не обращая внимания ни на Энди, ни на его комментарий, Тоби перевернул страницу альбома и начал другой эскиз. На сей раз моделью ему служил старик-египтянин, стоящий неподалеку: сложенные на груди руки, устремленный вдаль взгляд, бесстрастное лицо, иссеченное морщинами, как камни, окружавшие их сейчас со всех сторон.
Анна украдкой посмотрела на Энди, потом на Тоби. Напряженность между ними была почти физически ощутима. Анна нахмурилась. Что бы ни было между этими двумя мужчинами, ей совершенно не хотелось, чтобы это испортило ей день. Повернувшись, она направилась к своей группе, на ходу снова вытаскивая из сумки фотоаппарат.
В это утро ей так и не удалось больше поговорить с Сериной. Даже в автобусе она оказалась рядом с Беном, разговорчивым, возбужденным новыми впечатлениями и очень большим в своем не слишком-то широком кресле. По прибытии на пароход за традиционным соком и горячими полотенцами почти сразу же последовал обед, за которым Омар сообщил, что есть возможность во второй половине дня совершить плавание на фелюге на остров Китченера – остров растений. Энди, Чарли и Буты попали на первую фелюгу. Анна, стоя в следующей группе, смотрела, как ее парус наполнился ветром и она отошла от причала. Во второй фелюге она снова оказалась бок о бок с Тоби. Он улыбнулся ей, однако не проявил желания поболтать: его глаза были устремлены на высокую изящную параболу белого паруса, контрастирующую с яркой синевой неба. Когда они высаживались на острове, чтобы отправиться обследовать ботанический сад, именно Тоби помог Анне перебраться на берег, и именно он отвлек от нее внимание стайки ребятишек, клянчивших деньги, с помощью горстки мелочи, которую он извлек из своего кармана.
Оглядевшись вокруг, она не смогла удержать возгласа восхищения:
– Боже мой, какая красота! А я и не понимала, до какой степени соскучилась по садам и зелени… «Это был настоящий рай» – именно такими словами описала Луиза соседний остров, Элефантину. Повсюду сетью извивались дорожки, то скрывающиеся среди деревьев и кустов, то снова выбегающие из них. Повсюду были цветы и птицы. Анна вздохнула от избытка чувств. Наверное, точно так же они переполняли Луизу, высадившуюся на берег вместе с Хассаном. Анна торопливо начала вытаскивать из сумки фотоаппарат. – Я же не успею вобрать в себя все это за пару часов! И почему только они запланировали такое крохотное посещение…
Тоби пожал плечами. Он по-прежнему шел рядом с ней, хотя остальные ушли вперед.
– То же самое можно сказать и обо всех прочих местах, которые мы посещаем, обо всем, что мы видим. – Он задумчиво повел глазами вокруг себя. – В следующий раз я приеду в Египет один. На несколько месяцев. – Он извлек из сумки совершенно новый альбом, и Анна подумала: интересно, сколько их он уже заполнил?
– Вас совсем не соблазняет мысль воспользоваться фотоаппаратом? – спросила она, заметив аппарат у него в сумке.
Он поморщился.
– Я пользуюсь – приходится. Когда нет времени рисовать. Но сегодня оно есть. Мои наброски и записи значат для меня больше, чем целлулоид. – Он показал ей страницу, заполненную маленькими зарисовками; каждая была окружена многочисленными пометками, касающимися цвета и освещения. – Если по возвращении в Англию у меня возникнут проблемы, я попрошу вас показать мне ваши фотографии. – Он снова начал рисовать, стремительно работая карандашом: дерево, павлин, несколько раскидистых пальм, взъерошенный полудикий котенок…
Мысль о том, что они могут встретиться в Англии, вызвала у Анны противоречивые чувства, заставившие ее задуматься. С одной стороны, она была возмущена тем, что этот человек хотя бы в шутку осмеливается предположить, что они останутся друзьями, с другой же – скорее была даже довольна этим.
– Вы хороший фотограф? – не оборачиваясь, спросил Тоби.
Она колебалась.
– Я не уверена. Мой муж всегда именовал это моим маленьким хобби.
После секундной паузы Тоби отозвался:
– Тот факт, что ваш муж смотрел на ваше увлечение свысока, еще не означает, что вы плохо справляетесь с этим делом.
Анна сдвинула брови.
– Да нет, совсем не плохо. Я выставляла некоторые свои работы… и получала награды.
Тоби, перестав рисовать, окинул ее заинтересованным взглядом.
– Так, значит, вы хороший фотограф. И для вас все еще имеет значение мнение вашего мужа? – Он покачал головой. – Вы должны корить не себя, Анна. У меня впечатление, что вас слишком долго подавляли. – Он вдруг усмехнулся. – И перестаньте вы прятать фотоаппарат! Вы все время убираете его в сумку, вы не замечали? Носите его открыто, напоказ. Вы профессионал. И гордитесь этим. – Он замолчал, потом пожал плечами. – Простите. Лекция окончена. Это не мое дело. – И снова взялся за карандаш. На этот раз он рисовал старика, подметающего дорожку перед ними; нескольким точными штрихами он сумел передать ритм движения его тела, его достоинство пожилого человека, его неуступчивость возрасту, норовящему сковать неподвижностью суставы.
Не сговариваясь, они пошли дальше вместе, медленно приближаясь к месту, откуда открывался вид на Нил; рамкой этой картине служило сухое дерево, поднимавшееся у самого края узкого песчаного пляжа; все было очень похоже на то, что описывала Луиза в своем дневнике. На выбеленных солнцем и водой ветвях дремало несколько цапель.
Оглядевшись, Анна заметила, что они остались одни: остальные ушли по главной дорожке вперед и уже пропали из виду, скрытые зеленью деревьев. Тоби снова взялся рисовать, забыв обо всем на свете, кроме карандаша и страницы альбома, который он поддерживал левой рукой.
Анна через видоискатель своего фотоаппарата посмотрела на реку. Недалеко от берега стояли на якоре две фелюги со спущенными парусами, крепко связанные вместе; над водой разнесся стук нубийских барабанов и чье-то пение.
– Вы сказали, что слышали о лорде Кастэрсе, – напомнила Анна, роясь в сумке в поисках новой кассеты с пленкой. – Что в нем такого уж кошмарного?
