Одеяло греет. Вибеке не сводит глаз с его узких, сильных рук, пока он проворно отрывает от рулона полотенце за полотенцем и раскладывает их по столу и покрытию на полу. Бумага буреет от кофе.
Когда Юн открывает дверь, та скрипит. В доме тишина. В коридоре черно. Наверно, те, кого он слышал, погасили свет и ушли. Или легли спать. И Вибеке уже сто раз хватилась его. Он едва может разобрать, что ворох у перил лестницы – это пакеты и какая-то одежда. Он вытаскивает пистолет из заднего кармана и сжимает его в правой руке. Вслушивается. Потом пригнувшись крадется к той двери, где, по его расчетам, должен быть туалет. Осторожно открывает дверь. За ней еще одна спальня. У стены слева и справа по кровати, на полу между ними от порога до окна лоскутная дорожка. Одна постель застелена. Над второй светит миниатюрная лампа. Похоже, кто-то только что вылез из кровати: белье смято, на полу рядом с ней раскрытая книга.
Юн притворяет дверь. А где-то в мире в эту самую секунду кого-то пытают, думает он. Кстати, пыточная камера может быть и здесь, прямо в доме, и в ней кто-то томится, а его, Юна, задача найти узника и освободить. Вот только с чего начать? Он толкает следующую дверь, похожую на шкаф, но с ручкой и замком. Внутри нащупывает выключатель и зажигает свет. Под скошенной крышей стоит унитаз с деревянным сиденьем.
Юн струей выписывает круги на жидкости в толчке. Пахнет здесь не так, как дома. Он нажимает на кнопку, провожает взглядом исчезающую в сливе воду и внезапно вспоминает лето, и как он любит валяться в кровати и смотреть на белое небо и думать, и как все будет, когда его не станет.
– Мы завтра – дальше, – говорит он, снова размешивая кофе в новой воде.
Вибеке спрашивает, куда они держат путь. Он говорит, что на восток, а оттуда наконец на юг.
– Здесь жутко холодно, – объясняет он, улыбаясь.
Вибеке кивает и говорит:
– К этому привыкаешь.
Он спрашивает, чем она занимается.
– Консультант по культуре в местной управе, – отвечает Вибеке. – Я тут недавно. Но коллеги мне нравятся, да и вообще здесь работа на результат. Это ведь на самом деле важно – воспитывать местный патриотизм, чтобы народ не разбегался из таких медвежьих углов. И тут культурную работу не заменишь ничем.
Он сидит, смотрит на нее, слушает. Когда она смолкает, улыбается. Ей хочется погладить подушечками пальцев его щетину, благоговейно, как по обложке книги, провести рукой по его щеке.
– А так я обожаю читать, – признается Вибеке. – Это мой способ путешествовать и постигать жизнь. Сегодня я как раз приехала в библиотеку. А она оказалась закрыта.
Вибеке молчит.
– И я пришла сюда.
Он смотрит на занавеску рядом с ее лицом. Она чувствует, что между ними сплетается нечто. Это похоже на то, как сталкивают на воду лодку, на тот самый миг, когда она соскальзывает с песка и, легонько покачиваясь, сама ложится на воду.
Звонит телефон. Он требовательно трезвонит где-то в недрах дома. Трубку никто не берет. Юн идет на звук, спускается вниз по лестнице, на первый этаж. В коридор из тамбура через стеклянную дверь льется свет. У стены стоит бочка, рядом валяется драная тряпка. Телефон обнаруживается на комоде под зеркалом. Юн берет трубку, изучая собственное отражение в зеркале, и говорит «алло». В трубке какой-то гул, как в многолюдном помещении огромного размера, в аэропорту например, мелькает у Юна мысль. Потом прорезывается мужской голос. Говорит чисто, но тараторит. Это оказывается изучением покупательского спроса. Он спрашивает, мылом какой марки пользуются в доме последний месяц, предлагает на выбор несколько названий. Юн отвечает: не знаю, я здесь не живу. Мужчина просит позвать кого-то, кто здесь I живет. Юн отвечает, что никого нет. Мужчина говорит «до свиданья» и вешает трубку, Юн слышит гудки, приглушенные, будто звонили издалека.
– Кто это был?
Девочка стоит на лестнице. Наверно, ее телефон разбудил, соображает Юн. Он рассматривает ее в зеркале, лицо словно отекшее.
– Зачем ты сказал, что никого нет дома?
– Я думал, ты спишь. Юн кладет трубку.
– Ты мог разбудить меня, когда зазвонил телефон.
– Мог, – соглашается Юн.
– А почему не разбудил?
– Не знаю, – отвечает Юн и пытается вспомнить, о чем он подумал, когда услышал звонок. – Это просто телефонный опрос, спрашивали про мыло.
Он следит за ней в зеркале. Она молчит и буравит взглядом телефон. Он чувствует, что глаз задергался опять, и пытается унять его. Волосы у нее ниже плеч, в темноте они почти что светятся, зато ее красный свитер кажется темным.
Он думает, что она выглядит взрослее, чем раньше, в комнате. Сейчас ей можно дать пятнадцать, даже семнадцать.
Она заговаривает так, будто они молчали долго-долго. Спрашивает, хочет ли он какао.
Следом за ней он бредет на кухню. Она зажигает подсветку над рабочим столом. Та пыхает несколько раз, прежде чем включиться. Юн стоит, прислонясь к двери шкафа.
Хозяйка достает молоко, сахар и какао-порошок. Юн думает о паровозе. Может, завтра сбудется?
Он вспоминает паровоз посреди горного ландшафта в витрине, свет, который переключается с красного на зеленый, пластмассовые фигурки человечков на перронах. И маленького мальчика в синем пуховике перед витриной поселкового магазина.
Она стучит в кастрюле железным венчиком. Оба молчат, стоят рядышком и смотрят, как венчик разравнивает коричневую массу на донышке кастрюли. Она доливает молоко, они ждут, чтоб закипело.
Она ставит кастрюлю на стол и разливает какао по чашкам. Они сидят напротив друг дружки, шумно прихлебывают, над губами расползаются коричневые усы.
– А где вы раньше жили?
– Гораздо южнее, да вот пришлось переехать.
– И ты ходил в настоящую большую школу?
– Огромную, – отвечает Юн.
Она спрашивает, как в такой школе заводят друзей. Юн задумывается.
– Не знаю, – говорит он наконец. – Это выходит само собой. Знакомишься с кем-то в классе, или записываешься в кружок, или после уроков. Я ходил на ролевые игры, но они ставили только все историческое, про викингов, там. А я больше люблю фантастику.
– Твои родители развелись?
– Да, мама просто обязана была уехать, – отвечает Юн. – Она была слишком молода, чтобы связывать себя узами. Но я тогда был совсем маленький, так что мне легко было привыкнуть.
– Я видела тебя в школьном автобусе, – говорит девочка.
Юн пытается припомнить, видел ли он ее. Лица он вспомнить не может, но один раз в автобусе кто-то смеялся на заднем сиденье, он оглянулся и увидел копну светлых волос, а рядом – темных. Если только та светловолосая смешливая девочка и была она.
– Ты в каком классе? – спрашивает Юн.
– В четвертом. Скука страшная, – вздыхает девочка.
Она болтает об учителях, предметах и о том, как ее достало учиться. Он смотрит в окно на заснеженную дорогу и дом на той стороне. Все окна темные. Юн думает: уже ночь. Вспыхивают огни автомобиля. Пока он проносится мимо окна, Юн успевает кое-что рассмотреть. Грузовой фургон черного цвета. А вот бы он остановился прямо под окном, думает Юн. Наверняка у него нарисовано на боках пламя, и, когда скорость
