было достаточно комфортным. Это позволило Марии с той минуты, как она преступила английскую границу, начать творить козни против спокойствия Елизаветы.
В Лондоне у Марии не было никаких прав, так же как их не было у нее уже в Эдинбурге. К тому же в Англии она, как иностранка, была лишена всяких прав на престол актом престолонаследия.
Но все эти законы ничего не значили в глазах шотландской королевы и ее духовного советника, епископа Росского.
Из всех лордов, посланных в Йорк по шотландскому делу, Мария избрала себе в жертвы неподкупного реформатора Томаса, четвертого герцога Норфолка и Томаса Перси.
Могила Марии Стюарт в Вестминстерском аббатстве
Норфолк вообразил, что может жениться на Марии и затем возвратить ее на престол с помощью испанского золота и английских пушек. Елизавета не стала медлить: Норфолк был арестован, жизни его грозила опасность, пока Епископ Росский и Мария не начали созывать соратников, чтобы действовать в его пользу с оружием в руках.
Восставшие графы решили продвигаться к Йорку, взбунтовать по дороге народ и затем идти в Дувр. Эссекс, Варвик и Клинтор напали на бунтовщиков, Невил бежал во Фландрию, Перси был взял в плен Мурреем, Норфолка освободили из Тауэра, Лесли написал книгу «Защита чести Марии Стюарт, королевы шотландской» – он рассчитывал, что Рим поддержит его, папа лишит Елизавету прав на престол, а его книга подготовит католиков к такому политическому перевороту. На деле вышло не так. Лорды не были готовы, как лондонские горожане, и, прочитав буллу, удалились со смехом, великий заговор окончился фарсом.
В продолжении двенадцати лет Елизавета ни разу не подписала смертного приговора, и до тех пор, пока не появилась в Англии Мария Стюарт и пока папа не издал своей буллы, она не допустила в английскую жизнь мрачного призрака палача и плахи.
Норфолк был казнен – на эшафоте он вспомнил, что он первый политический преступник, казнимый в царствование Елизаветы. Он умер, моля о прощении: «Я первый страдаю в царствование Ее Величества! – воскликнул он. – Дай Бог, чтобы я был и последним».
Установив причастие к заговору Мария Стюарт, суд также приговорил ее к смертной казни. Стефан Цвейг описал, как готовилась Мария Стюарт к казни:
«Великолепный, праздничный наряд выбирает она для своего последнего выхода, самое строгое и изысканное платье из темно-коричневого бархата, отделанное куньим мехом, со стоячим белым воротником и пышно ниспадающими рукавами. Черный шелковый плащ обрамляет это гордое великолепие, а тяжелый шлейф так длинен, что Мелвил, ее гофмейстер, должен почтительно его поддерживать. Снежно-белое вдовье покрывало овевает ее с головы до ног.
Королева сама вынула из заветного ларя носовой платок, которым ей завяжут глаза, – прозрачное облако тончайшего батиста, отделанное золотой каемкой, должно быть, ее собственной работы. В предвидении последней кровавой минуты Мария Стюарт надела исподнее платье пунцового шелка и приказала изготовить длинные, за локоть, огненного цвета перчатки, чтобы кровь, брызнувшая из-под топора, не так резко выделялась на ее платье».
За нею пришли в восемь часов утра, но бывшая королева сначала дочитала молитвы и только потом поднялась с колен.
«Поддерживаемая справа и слева слугами, – продолжает Цвейг, – идет она, с натугой переставляя пораженные ревматизмом ноги.
Втройне оградила она себя оружием веры от приступов внезапного страха: на шее у нее золотой крест, с пояса свисает связка отделанных дорогими каменьями четок, в руке меч благочестивых – распятие слоновой кости: пусть увидит мир, как умирает королева в католической вере и за католическую веру. Да забудет он, сколько прегрешений и безрассудств отягчает ее юность и что, как соучастница задуманного убийства, предстанет она пред палачом. На все времена хочет она показать, что терпит муки за дело католицизма, обреченная жертва недругов-еретиков.
Перед обитой черным колодой уже поставлена скамеечка с черной же подушкой, на нее королева преклонит колени, чтобы принять смертельный удар. Справа и слева почетные кресла дожидаются графов Шусбери и Кента как уполномоченных Елизаветы, в то время как у стены, словно два бронзовых изваяния, застыли одетые в черный бархат и скрывшиеся под черными масками две безликие фигуры – палач и его подручный...
Спокойно входит Мария Стюарт в зал... С гордо поднятой головой она всходит на обе ступеньки эшафота... Безучастно слушает она, как секретарь снова зачитывает приговор. Приветливо, почти радостно светится ее лицо...
Но ей еще предстоит жестокое испытание... Протестантским лордам важно не допустить, чтобы ее прощальный жест стал пламенным «верую» ревностной католички; еще и в последнюю минуту пытаются они мелкими злобными выходками умалить ее царственное достоинство.
Вместо духовника королевы у эшафота появился протестантский священник из Питерсбороу доктор Флетчер. Он начал долгую и скучную проповедь, которую королева то и дело прерывает. Три или четыре раза просит она доктора не утруждать себя, но он знай, бубнит свое, и тогда, не в силах прекратить это гнусное суесловие, Мария Стюарт прибегает к последнему средству: в одну руку, словно оружие, берет распятие, в другую – молитвенник и, пав на колени, громко молится по-латыни, чтобы священными словами заглушить елейное словоизвержение.
Еще раз целует она распятие, осеняет себя крестным знамением и говорит: «О милосердный Иисус, руки твои, простертые здесь на кресте, обращены ко всему живому, осени же и меня своей любящей дланью и отпусти мне мои прегрешения. Аминь».
Палач и его помощник склоняют колена перед Марией Стюарт и просят у нее прощения за то, что вынуждены уготовать ей смерть. И Мария Стюарт отвечает им:
«Прощаю вас от всего сердца, ибо в смерти я вижу разрешение всех моих земных мук...»
Королева обнимает прислужниц, просит их не причитать и не плакать навзрыд. И только тогда преклоняет она колена на подушку и громко, вслух читает псалом. А теперь ей осталось немногое: уронить голову на колоду, которую она обнимает руками, как возлюбленная своего загробного жениха.
До последней минуты Мария Стюарт сохраняла королевское величие. Ни в одном движении, ни в одном ее слове не проглядывал страх.
Дочь Тюдоров, Стюартов и Гизов достойно приготовилась умереть.
Сперва палач промахнулся, его первый удар пришелся не по шее, а глухо стукнул по затылку. Сдавленное хрипение, глухие стоны вырвались у страдалицы.
Второй удар глубоко рассек шею, фонтаном брызнула кровь. И только третий удар отделил голову от туловища. И еще одна страшная подробность: когда палач схватил голову за волосы, чтобы показать ее зрителям, рука его удержала только парик. Голова вывалилась и, вся в крови, с грохотом, точно кегельный шар, покатилась по деревянному настилу.
Эта казнь вызвала шок во всех царствующих домах Европы. Публичным судом и казнью коронованной особы Елизавета низвела в глазах всего мира королей до простых граждан и тем самым проторила дорогу другим королям на эшафот.
ОХОТА НА ВЕДЬМ
XVI и XVII столетия были временем преследования ведьм. В Германии процессы над ними начались сравнительно позже, чем в других странах, но по количеству казненных ведьм она превзошла всех.
Почти в каждой области Германии, в особенности в тех, где преобладало католическое влияние, преследователи ведьм в буквальном смысле неистовствовали.
В Эльбинге в 1590 году на протяжении восьми месяцев состоялось 65 процессов. В Брауншвейге в течение 1590—1600 годов были дни, когда сжигали по 10—12 ведьм в день.
Магистрат города Нейссе соорудил особую печь для сжигания ведьм, в которой были сожжены в 1651
