Социализм предполагает общественную собственность на средства производства. В Тауантинсуйу средства производства, и прежде всего основное из них – земля, – принадлежали не всем, а лишь одному Инке, который давал землю пурехам как бы в долг, во временное пользование.
Пурех, этот «лично свободный гражданин» государства «сыновей Солнца», в ничтожной мере мог воспользоваться упомянутой свободой. Он был лишен права самому решать свою судьбу. Общинник не выбирал своих представителей, начальство, не выбирал он и Инку. Система власти, разветвленный государственный аппарат, давивший на пуреха огромным весом и высасывавший из него, как некий чудовищный вампир, соки, – все это было навязано ему сверху. По сути дела, даже личные вопросы человека: покинет он или нет свое селение, будет на основе миты надрываться на шахтах или нет, прольет ли он кровь на тропе войны и, наконец, женится он или нет – за него решали, причем со всей полнотой власти, другие. Ему же, почти бесправному колесику безупречно отлаженного «десятичного» государственного механизма, оставалось лишь одно: бесперебойно функционировать. Человек должен был выполнять то, что ему приказывали, и он действительно выполнял все указания безоговорочно.
Впрочем, и в перуанской «империи социального мира» доколумбова периода время от времени происходили социальные выступления. Правда, нам о них очень мало известно. Видимо, инки и не старались сохранять эти события в своей памяти. О восстании, происшедшем в одной из четырех составных частей (Антисуйу) государства инков, рассказывает кечуанская народная драма «Апу-Ольянтай», с которой мы познакомимся поближе. Другое выступление произошло во времена правления Инки Тупака Юпанки в районе того самого города Тумбеса, который вписал свою страницу в историю завоевания Перу европейцами.
От хрониста Гарсиласо де ла Веги, весьма симпатизировавшего своим предкам, представителям правящей династии Тауантинсуйу, мы узнаем, сколь «гуманно» обошелся Инка с людьми, недовольными порядками, которые существовали в империи: «…Одних бросали [в наказание] в море, привязав к ним тяжести, других пронзали копьями… третьих обезглавливали, четвертых четвертовали, пятых убивали их собственным оружием… шестых вешали».
Жители Куско – столицы империи – сохранили воспоминание о большом бунте рабочих – строителей знаменитой крепости Саксауаман. Тогда шесть тысяч человек в упряжке перетаскивали в Куско гигантские каменные блоки из майюнских каменоломен, находившихся на расстоянии нескольких километров от столицы. Неожиданно одна из глыб сорвалась и задавила более 400 рабочих. Возмущенные труженики Куско взбунтовались и перебили надсмотрщиков, тех, кто придумал подобным образом доставлять на стройку тяжести.
Сведения о социальных бунтах доколумбова Перу, дошедшие до нас благодаря местным индейцам, со всей очевидностью свидетельствуют о том, что в «золотой стране» инков, как, впрочем, и в других древнеамериканских государствах, не могло быть и речи о существовании некоего «золотого века». В начале повествования о «сыновьях Солнца» мы сказали, что в империи инков было создано великое множество чудес. Однако империя не сотворила, да и не могла сотворить самое большое чудо, на которое каждый человек имеет неотъемлемое право, – общество социальной справедливости. Вот почему на вопрос, существовал ли в Тауантинсуйу социализм, точнее, особый, инкский, индейский социализм, следует однозначно и категорично ответить: нет, не существовал!
VII. Глас закона
Общественный строй и правопорядок, который Инки, владыки Тауантинсуйу, и правящая элита установили в империи и который они стремились насадить повсюду, во всем известном им мире, должны были подпирать, защищать, укреплять три основных столпа: законы империи, армию империи и идеологию империи, то есть ее солнечную религию.
Вначале скажем несколько слов о первом из этих столпов – о законах и праве в империи инков. Право это было неписаным, то есть, как говорили римляне,
В глазах общества «сыновей Солнца» преступление являлось не только нарушением действовавших законов. Это было нечто большее. Любое преступление рассматривалось как непослушание самому Инке, который считался символом государства, творцом его законов. Таким образом, преступление расценивалось как святотатство, как надругательство над священными устоями общества, покоящимися на солнечной религии инков и освященными ею.
Несмотря на то что законы инков не фиксировались на письме, в – основе юстиции лежали точные и ясные принципы. К их числу можно отнести, например, принцип, согласно которому уголовное преступление, совершенное представителем элиты, квалифицировалось как более серьезный проступок, чем провинность представителя хатун руна, простого народа. Так, к примеру, если один знатный человек соблазнил жену другого знатного человека, то оба – и соблазнитель, и совершившая грехопадение – карались смертной казнью. Если же оба согрешившие были выходцами из народа, то за неверность их только подвергали пыткам.
Существовал и такой принцип: если преступление было совершено не по инициативе правонарушителя, а по наущению другого лица, наказанию подлежал инициатор нарушения закона, а не сам преступник. Судья принимал во внимание, если можно так сказать, «коэффициент интеллигентности» правонарушителя, то есть его способность осознать серьезность содеянного. В качестве соучастника по каждому уголовному делу выступал и «камайок», то есть чиновник, отвечавший за десятичное «подразделение», к которому правонарушитель принадлежал.
Вопрос о виновности или же невиновности и наказании правонарушителей решали судьи. Конечно, у инков не было судов в нашем смысле слова. В том случае, если правонарушения не носили слишком вредного для государства характера, то есть не выходили за рамки того или иного селения, в роли судей выступали камайоки и местные кураки. Более серьезные уголовные преступления находились в ведении «государственных инспекторов», регулярно посещавших все селения государства. Преступления против безопасности государства, и в особенности преступления, совершенные представителями элиты, находились в компетенции самого Инки. Он вершил суд при участии нескольких других членов «уголовного сената». Этот высший суд, разумеется, заседал в столице – Куско.
Поводом для судебного разбирательства служила жалоба о совершении уголовного преступления, которую чиновнику империи, наделенному соответствующими судебными полномочиями, передавал или сам потерпевший, или какое-либо другое лицо. После этого правонарушителя арестовывали и содержали под надзором вплоть до начала судебного разбирательства. Интересно, что судопроизводство должно было осуществляться в течение пяти дней.
В заключение судебного разбирательства судья выносил, как правило, довольно суровый приговор, ибо любое правонарушение, даже совсем незначительное, правителями государства, являвшимися единственными законодателями, расценивалось как посягательство на священные, неприкосновенные устои империи, как угроза ее внутреннему спокойствию.
Наиболее распространенной и вместе с тем высшей мерой наказания была смертная казнь. Смертный приговор приводили в исполнение самым различным образом: осужденных забивали камнями, вешали, сбрасывали со скалы. Лиц, угрожавших безопасности государства, заключали в своего рода «камеры смерти», которые кишели ядовитыми змеями и хищниками. Впрочем, об этих своеобразных, жестоких заведениях, предназначенных для ликвидации врагов империи «сыновей Солнца», речь пойдет ниже.
Государственные чиновники, небрежно или плохо исполнявшие свои обязанности, приговаривались к особому виду наказания – «ивайе», сущность которого заключалась в том, что на спину нерадивых служащих с высоты одного метра сбрасывали огромный камень. После «ивайи» правонарушитель, даже если он выживал, до конца дней своих оставался калекой. Инкские судьи могли приговаривать и к другим видам наказания, например к изгнанию, бичеванию, пыткам. Иногда дело ограничивалось лишь публичным порицанием.
В том случае, если преступление совершал малолетний, наказанию подвергался его отец. Когда особо
