серых пятен на пальцах. В течение часа Ишак массирует ему ноги, и Ребюффа становится легче. Глаза у него еще болят, но это пройдет через пару дней.
Террай невредим: как и Ребюффа, он страдает от офтальмии – очень болезненного, но непродолжительного заболевания. Кузи очень слаб и, очевидно, не сможет помогать.
Таково положение дел!..
Медленно наступает ночь. Удо готовит свои инструменты, привлекает Ишака и Шаца в качестве санитаров, и лагерь II превращается в госпиталь. В холоде, в самых неприспособленных условиях, под постоянный грохот лавин, эти люди до поздней ночи борются за спасение своих друзей. Вооружившись фонариками, они переходят из палатки в палатку, склоняясь над больными, оказывая им первую помощь. Прилепившийся на высоте 6000 метров, этот лагерь – лишь маленькая точка, затерянная на склонах одной из высочайших вершин мира.
Удо уже готов делать мне артериальные вливания. Операция сложная. При слабом свете лампы, в полутьме, Ишак старается, насколько это возможно, стерилизовать шприцы при помощи эфира. Прежде чем приступить к делу, Удо объясняет:
– Я хочу ввести тебе новокаин в бедренную и плечевую артерии.
Поскольку повязка на глазах мешает мне видеть, он прикасается пальцем к тем местам, куда введет иглу: к паху и к сгибам локтей.
– Будет больно. Может быть, с первого раза я не попаду в нужное место. Но, во всяком случае, ты не должен двигаться, особенно в тот момент, когда я попаду в артерию.
Все эти приготовления отнюдь не успокаивают: уколы всегда вызывали у меня чувство ужаса. Однако сделать их необходимо, это единственный выход.
– Давай, – говорю я Удо. – Но только предупреди меня, когда будешь колоть.
Может быть, в моем теперешнем состоянии я и не почувствую особой боли. До меня доносится шепот. Удо осведомляется, все ли готово, Ишак отвечает:
– Все в порядке. Подавать?
Удо проводит пальцами по моей коже. Чувствую острую боль в паху, и ноги начинают дрожать, я пытаюсь взять себя в руки. Он пробует снова, так как артерия ускользает от иглы. Еще укол, и все тело сводят судороги. Я напрягаюсь, хотя надо расслабиться, и чувствую, что нервы не выдерживают.
– Осторожней! – не могу я сдержаться.
Удо начинает сначала: кровь чрезвычайно густая и свертывается в игле.
– У тебя черная кровь – точь-в-точь как патока, – говорит он с изумлением.
Наконец-то! На этот раз попытка увенчалась успехом, несмотря на мои вопли, которые, я прекрасно это понимаю, еще больше усложняют процедуру.
Сейчас игла в нужном месте.
– Не двигайся! – кричит на меня Удо и обращается к Ишаку: – Давай!
Ишак передает ему шприц. Я чувствую, как игла движется в моем теле и жидкость начинает вливаться в артерию.
Никогда в жизни не представлял я, что можно выносить такую невероятную боль. Изо всех сил стараюсь удержаться от дрожи – необходимо, чтобы операция прошла успешно. Жидкость продолжает поступать.
– Чувствуешь тепло? – меняя шприц, отрывисто спрашивает Удо.
Снова льется жидкость. Я стискиваю зубы.
– Чувствуешь тепло?
Удо настойчив – очевидно, это обстоятельство является решающим, и все же я ничего не чувствую. Несколько раз Шприц опорожняется, наполняется и снова опорожняется.
– Ну как, чувствуешь что-нибудь?
– Как будто стало немного теплее, но это едва ощутимо. Может быть, это самовнушение?
Игла резко вытаскивается. Ишак стерилизует инструменты, я пользуюсь кратковременной передышкой.
– Адская боль, – говорю я, как будто Удо это неясно!
– Я знаю, но нужно продолжать.
Вся процедура повторяется с другой ногой. Мои нервы совершенно измотаны. Это невероятное напряжение доводит меня до изнеможения. Укол. Я кричу и плачу и тщетно пытаюсь не двигаться.
Из-за повязки ничего не видно. Если бы передо мной были лица друзей, может быть, мне было бы легче. Но я во тьме – ужасной тьме, и, кроме как внутри себя, негде искать утешения.
Уже поздно. Все очень устали.
На сегодня кончено, и отряд скорой помощи отправляется в палатку Ляшеналя. Возможно, он перенесет эту боль с большим мужеством.
Наконец по неясному шуму я понимаю, что процедура окончена. У Ляшеналя она, кажется, прошла быстрее. Террай спит в палатке Ляшеналя, а Кузи и Шац – около Ребюффа, который всю ночь бредит и стонет: – Мои ноги!.. Мои ноги!..
Удо ложится рядом со мной. Если что-нибудь случится, он будет на месте…
На следующий день окончательно принимается план эвакуации всего лагеря: троих больных будут
