штука выглядит крайне подозрительно. Парикмахер берет мое лицо и начинает 'брить'. Лезвие тянет волосы, и он пальцами старательно вырывает их один за другим… Я испускаю дикие вопли… Он ворчит и не обращает на мои протесты ни малейшего внимания.
Удо просовывает голову в палатку. На его лице почти торжествующее выражение.
– Я перенес бы еще одну ампутацию, – кричу я, – чем услуги этого 'парикмахера'!
Через час мои щеки и подбородок приобретают более или менее приличный вид. Теперь усы! Я особенно забочусь об их форме. Он принимается за дело, и на этот раз я чувствую, что лезвие режет самым настоящим образом! Я сжимаю губы – от усов не осталось и следа! Процедура окончена.
Ляшеналя отправляют в Бутвал в первой партии, руководимой Ребюффа. Я следую во второй. Вокруг нас столько зелени, что я не узнаю дорогу, по которой мы прошли три месяца назад. К вечеру мы оказываемся на вершине какого-то холма. Ишак рядом со мной.
– Взгляни, Морис! – говорит он и просит шерпов повернуть мои носилки так, чтобы я мог видеть покидаемую нами страну. В этот час все дышит какой-то неясной печалью. Возникает ли это чувство при виде высокогорных долин, грандиозных вершин, виднеющихся на горизонте, или при воспоминании о нашей почти невероятной борьбе, или это происходит потому, что мы чувствуем, что реальность незаметно переходит в мечту? Мы с Ишаком молчим.
Через несколько минут мы снова соприкоснемся с внешним миром.
Волнующая эпопея, связавшая нас с этими горами, вскоре отойдет в прошлое. Носильщики готовятся меня поднять: длинная процессия должна продолжать свой путь. Я пытаюсь дотронуться локтями до лица, мне кажется, что оно все изрезано морщинами. Должно быть, у меня совершенно седые волосы… Мое сердце переполнено, и я отворачиваюсь. Мы молча отправляемся искать ночлег.
На следующий день перед Бутвалом мы встречаем Нуаеля, вернувшегося из своей поездки в Горакпур.
– Хэлло, ребята! – едва завидев нас, кричит он издали. Вскоре он присоединяется к нам.
– Как поживаешь? Как в Индии – жарко?
– Угнетающе – настоящая баня!
Нуаель сообщает, что вагоны будут на станции Наутанва 6 июля, то есть завтра. Нельзя терять ни минуты. В сильную грозу, под проливным дождем мы прибываем в свой старый лагерь в Бутвале, где застаем Ляшеналя. Только тот, кто страдает, может понять страдания другого. Вот уже несколько дней Ляшеналь с бесконечным терпением и поразительным искусством возится с моими пропитанными гноем бинтами. Конец дня отводится для операции. Несколько раз я почти теряю сознание.
Весь груз собран. Но вопрос в том, достанем ли мы на следующий день грузовики, чтобы добраться до начала индийской железнодорожной линии, куда мы должны прибыть к 10 часам? Я прошу Ж.Б… сделать все, что в его силах. Он немедленно отправляется в путь среди ночи сквозь дремучие, гнилые джунгли, чтобы добраться до Бетсари. Утром 6 июля грузовики прибывают. Это триумф Ж.Б… и я его горячо поздравляю. Мы расплачиваемся с носильщиками и отправляемся в Наутанву. В джунглях полно обезьян; наше появление их нимало не смущает. У одного грузовика лопается камера. Нашему – не хватает бензина. Однако все устраивается: из двух вышедших из строя машин можно сделать одну действующую.
Наконец мы прибываем в Наутанву и размещаемся в двух вагонах, кажущихся нам настоящими дворцами. Вскоре после полудня весь багаж погружен, и поезд отправляется в Горакпур. Строятся всевозможные планы. Все мечтают как можно быстрее вернуться во Францию. Все члены экспедиции, в течение трех месяцев проявлявшие исключительное мужество и терпение, сейчас готовы на что угодно, лишь бы выиграть сутки. Однако трудно увязать самые разные желания. Что касается меня, я намерен во что бы то ни стало сдержать обещание, данное в самом начале экспедиции, и нанести визит магарадже Непала. Удо будет сопровождать меня в Катманду. С нами поедут также Ишак и Нуаель. Остальные отправятся в Дели, где будут ждать нас несколько дней. Ляшеналь же, чтобы избавиться от сильной жары, поедет на один из высотных курортов, например в Муссори.
Пока обсуждаются эти планы, Удо занят своим обычным делом. С ножницами в руках он «очищает» руки и ноги, несмотря на жару 45°С в тени и полчища москитов. Мы приближаемся к Горакпуру. Теперь очередь Ляшеналя.
Через два часа экспедиция разделится, и почти неделю он будет лишен заботы нашего доктора.
Нас невероятно трясет; как Удо трудно оперировать: для ампутаций он пользуется остановками. На перегоне все приводится в боевую готовность: разматываются бинты, раскладываются все необходимые вещи, готовятся лекарства, ножницы держатся наготове, чтобы Удо смог приступить к работе, как только поезд остановится.
– Давай, Бискант, твоя очередь! – торопит Удо. – Саркэ!
Ляшеналь предусмотрительно снял свои бинты сам и, готовый к жертве, протягивает палачу свою ногу. На станции перед Горакпуром он теряет два пальца на правой ноге. С тремя другими будет покончено в самом Горакпуре.
– Осторожней, Удо! Пожалуйста, поосторожней!
– Клянусь тебе, я делаю все, что могу, Бискант. Я не могу сделать большего.
– Давай, быстро!
Ляшеналь держит ногу обеими руками. Глаза у него почти вылезли на лоб, он умоляет Удо о пощаде.
– Горакпур, – говорит Шац. – Мы приехали!
Поезд замедляет ход. Кузи, Ребюффа, Шац и несколько шерпов готовятся прыгнуть в багажные вагоны. Все снаряжение необходимо быстро перегрузить в другие вагоны, прицепленные к поезду, отправляющемуся через час в Лакхнау.
С Удо крупными каплями льет пот. Он режет и режет, не обращая внимания на вопли Бисканта: остается полчаса, а надо отнять еще один палец. С того момента, как он начал, их уже набралось много. На этот раз ножницы слишком велики.
– Быстро, Мата, маленькие ножницы!
