несравнимо более низкого против оплаты труда сотрудников других учреждений.
В подтверждение этого достаточно указать, что в то время как содержание сотрудников многих советских учреждений за апрель месяц исчислялось, например, по Наркомвнешторгу 60–90 миллионов, не говоря уже о заработке в частных или в государственных производственных предприятиях, где ставки достигают сотен миллионов рублей, оклад жалованья за то же время для сотрудников ГПУ составлял 1 350 000 рублей согласно кредитов ассигнованных Цефондом, в среднем.
Помимо совершенной очевидности полной недостаточности и мизерности приведенных денежных окладов нельзя не указать, что прочие виды довольствия, которые хотя бы до некоторой степени могли компенсировать этот недостаток денежной части заработной платы (кстати отметить всегда выдаваемой с большими задержками, что еще более обесценивает ее реальное значение), — а именно продовольствие и вещевое довольствие выдается сотрудникам ГПУ также в совершенно недостаточной мере, значительно не достигающей положенной нормы. В частности же в отношении вещевого довольствия, снабжение которым всех без исключения сотрудников ГПУ было уже признано со стороны Политбюро безусловно необходимым в полной мере, следует указать, что в настоящее время даже самая возможность осуществления этого снабжения у ГПУ отнята, так как по рассмотрении Центральной бюджетной комиссией сметы ГПУ кредит (притом в сильно сокращенной норме) ассигнуется на постройку обмундирования лишь для 25 000 человек из общего состава работников ГПУ.
При изложенных условиях нельзя не прийти к заключению, что правильное функционирование органов ГПУ поставлено перед лицом самой серьезной реальной опасности.
Конечно, та часть сотрудников, которая при своей высокой сознательности, долгу дисциплины и революционной совести готова оставаться на своем посту и продолжать работы хотя бы при самых невозможных материальных условиях, будет, несомненно, выполнять свой долг до конца, не считаясь ни с какими материальными лишениями, но, в конце концов, на геройство способны лишь немногие, и требовать этого геройства от всех без исключения работников невозможно.
В результате неизбежным явлением должно быть либо в лучшем случае стремление сотрудников к бегству из органов ГПУ и постепенное сокращение и парализование работы в самых ее жизненно необходимых моментах, либо прямое нарушение нестойкими сотрудниками долга службы, хищения, взяточничество, прямая измена долгу и продажа этого дела.
Условия современной жизни, с одной стороны, с ее все развивающимися уродливыми неравенствами в распределении материальных благ между отдельными гражданами, с другой стороны, — самые условия работы сотрудников ГПУ, соприкасающихся в своей деятельности слишком часто с самыми яркими соблазнами, — делают указанную опасность преступных проявлений со стороны менее стойких работников настолько реальной, что создают угрозу для самой основы деятельности ГПУ.
Все изложенное относится не только к штатным и гласным сотрудникам ГПУ, в отношении которых все высказанные опасения хотя бы до некоторой степени могут еще парализоваться строгим подбором состава и сравнительно более реальным контролем над ним; но в неизмеримо большей степени деятельность ГПУ подвергается опасности со стороны громадного контингента своей агентуры, состоящей из секретных сотрудников и нештатных осведомителей, состав которых и условия работы не могут, конечно, быть подвергаемы постоянному и неуклонному надзору. В отношении этой многочисленной группы необходимо, следовательно, признать, что единственной гарантией правильной в интересах государства работы ее является исключительно нормальная, неотстающая от требования жизни оплата труда, а самое хотя бы минимальное уклонение заработка этих сотрудников в сторону его уменьшения против тех заработков, какие могут быть им предоставлены другими учреждениями или заинтересованными в срыве их работы лицами, в корне подрывает всю ценность их работы и делает бесплодной основанную на этой работе деятельность органов в связи с тем обстоятельством, что единственным ресурсом для содержания сотрудников является лишь ассигнуемые из средств казны кредиты, так как ГПУ само по себе лишено возможности производства каких-либо ценностей.
Изложенные соображения заставляют ГПУ самым настоятельным образом обратить
ЦА ФСБ РФ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 116. Л. 321-321об.
ИЗ ПРИКАЗА ГПУ № 199 от 31 августа 1922 г.
п. 1. Особый учет бывших белых офицеров, ведущийся в ОО, кроме находящихся на военной службе, передать в ОЦР ГПУ и региональные отделения ГО.
п. 3. Особый учет в двух видах устанавливается:
— гласный
— негласный
п. 4. Негласному особому учету подлежат все ранее обвинявшиеся в контрреволюции, шпионаже и крупных преступлениях по должности, по обвинениям не доказанным в свое время.
п. 5. Гласному особому учету с ограничениями в правах передвижения и периодическими явками на регистрацию подлежат бывшие белые офицеры, эмигранты гражданских профессий, бежавшие за границу.
Снятые с гласного учета поступают на негласный учет.
п. 6. Зачисление и снятие с гласного особого учета по бывшим белым офицерам — с утверждением ОО ГПУ, а гражданских — КРО ГПУ.
ЦА ФСБ РФ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 112. Л. 113.
ПОЧТО-ТЕЛЕГРАММА ОГПУ от 31 января 1923 года № 285426
ПП ГПУ, всем губотделам и особотделам ГПУ.
В дополнение к общему положению о регистрации неблагонадежного элемента вообще (см. приказ ГПУ № 199-31 / VIII-22 г.) ОО ГПУ разъясняет: первое, прибывающие из за границы бывшие белые офицеры, а также командный состав бывших белогвардейских армий, относящийся к категориям лиц, указанных в нашей почто-телеграмме от 2/XII прошлого года № 179641, не подпадают под действие амнистии ВЦИК от 3 ноября прошлого года. Второе, указанным лицам не дается никакой гарантии ответственности по суду, по обстоятельствам дела может быть произведен арест только лишь по суду. И третье, бывшие белые офицеры, прибывшие из за границы и окончательно реабилитированные, поступают на особый учет органов Госполитуправления согласно существующих на этот предмет распоряжений.
ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 3. Д. 673. Л. 65.
ПИСЬМО ЗАМЕСТИТЕЛЯ НАЧАЛЬНИКА ОСОБОГО ОТДЕЛА МВО Т.ГОРЕВА НА ИМЯ
