Московского гарнизона[762].
ЦКК ВКП(б) направило в ОГПУ выписку из стенограммы опроса члена партии В. Васильева, участника «лесного» собрания оппозиционеров, проходившего в присутствии заместителя военного наркома и председателя Реввоенсовета СССР М. Лашевича, видного участника троцкистско-зиновьевской группы. По словам В. Васильева, на вопрос, ведут ли троцкисты работу в армии, М. Лашевич уверил собравшихся, что «тут все обстоит прекрасно»[763].
Из Центрального Комитета ВКП(б) поступила копия письма раскаявшегося троцкиста, ответственного политработника ЛВО Хватского с описанием нелегальной деятельности троцкистов в частях округа. Он сообщал о конкретных командирах, принимающих участие в тайных собраниях, вербующих новых членов в ряды оппозиционеров[764].
Настороженность особистов усиливали агентурные материалы Иностранного и Контрразведывательного отделов ОГПУ, отражающие реакцию белой эмиграции, зарубежных политических деятелей, представителей дипломатического корпуса в Москве на обострение внутрипартийной борьбы, в том числе и надежду на ослабление большевистского режима. В добытом КРО ОГПУ «Обзоре внутриполитического положения в СССР» указывалось, например, что Красная армия далеко не вся на стороне И. Сталина, большинство комсостава держится индифферентно и может склониться на сторону оппозиции. Даже назначение С. Каменева генеральным инспектором РККА немецкие дипломаты и разведчики расценивали как страховочный ход генсека на случай оппозиционных колебаний К. Ворошилова и возможного снятия последнего с поста наркома по военным делам[765] .
Учитывая широкие контакты германских представителей в Москве с высокопоставленными командирами РККА в рамках тайного военного сотрудничества СССР и Германии, можно с уверенностью предполагать, что «Обзор» базировался на информации, циркулировавшей среди советских военных.
1927 г. с его «военной тревогой» и подготовкой к празднованию 10-летия Октябрьской революции принес новый всплеск оппозиционной деятельности. Ссылаясь на реальную опасность войны, Л. Троцкий самым решительным образом протестовал по поводу удаления с командных и политических должностей в РККА таких известных военных деятелей, как И. Смилга, С. Мрачковский, М. Лашевич, и выступал против намерения И. Сталина сместить Н. Муралова с должности руководителя военно-морской инспекции РКИ[766].
Однако, основываясь на установках ЦК ВКП(б), принятых при непосредственном участии К. Ворошилова, чекисты стремились реализовывать оперативные материалы на военнослужащих-троцкистов путем информирования высшего военного командования для принятия решений о все новых и новых увольнениях из РККА сторонников К Троцкого.
В обоснование жестких действий по отношению к оппозиционерам в армии и на флоте приводились в том числе такие аргументы: 1) оживление всех контрреволюционных элементов в стране в связи с их выступлениями; 2) попытки создания троцкистских группировок, что ослабляло единство военных коммунистов, влияло на политико-моральное состояние частей и учреждений; 3) потенциальная возможность использования войск оппозиционерами для открытых вооруженных выступлений с целью переворота.
Надо признать, что ОГПУ основывало свои действия на вполне проверенной информации. Приведем здесь выдержки из нескольких агентурных сообщений, поступавших в Особый и Секретный отделы в 1927 г. «Авоян (активный троцкист —
Другой секретный сотрудник донес о нелегальном собрании троцкистов, в котором участвовали курсанты военной школы имени ВЦИК. «К. Радек, — сообщал агент, — говорил о том, что на военную школу ВЦИК необходимо обратить самое серьезное внимание, т. к. она является одной из сильнейших организаций Московского гарнизона, и если удастся завербовать достаточное количество сторонников оппозиции, то другие военные организации и части будет легче обрабатывать»[768] .
По имевшимся в ОГПУ сведениям, военная троцкистская группа действовала в Москве на правах нелегального райкома и возглавлял ее бывший командующий Приволжским военным округом С. Мрачковский. В данную группу входили также: начальник Смоленских пехотных курсов С. Дрейцер, несколько слушателей Военной академии — Я. Охотников, Б. Булатов, Б. Кузмичев и др.[769]
Собранная чекистами агентурная информация, материалы сводок наружного наблюдения показывали, что Л. Троцкий, возможно, готовит открытое выступление с использованием военных. Потенциальная опасность могла стать реальной угрозой. Вот почему ОГПУ проинформировало высшие партийные инстанции о замыслах троцкистов, приурочив свой доклад к началу августа 1927 г. Чекисты надеялись, что складывающуюся ситуацию оценят участники объединенного пленума ЦК и ЦКК, который открывался 6 августа.
Л. Троцкому ничего не оставалось, кроме попытки легализовать в своем выступлении совещания с военными, придав им форму объективного обмена мнениями. Судя по стенограмме пленума, это ему не удалось. «Несколько военных работников, — оправдывался вождь оппозиции, — под влиянием возможной угрозы войны обменялись за последний период мнениями по поводу состояния наших вооруженных сил… из числа этих товарищей назовем тов. Муралова — инспектора военно-морских сил, тов. Путна и тов. Примакова — командиров корпусов, снятых за оппозиционные взгляды, тов. Мрачковский и тов. Бакаев»[770].
Как следует из слов Л. Троцкого, результатом этих обсуждений являлся некий документ, заключающий в себе программу изменений, необходимых для поднятия революционного уровня и боеспособности армии. Указанный документ Л. Троцкий намеревался передать в скором времени председателю Совнаркома А. Рыкову для рассмотрения на заседании Политбюро.
Подобные разъяснения не были восприняты всерьез, и даже прозвучали обвинения в его адрес по поводу подготовки военного переворота. Да и как иначе можно было расценить «совещания» у рядового члена ЦК (каковым к этому времени являлся Л. Троцкий) группы действующих и отставных военных. Напрашивался вопрос: почему они не докладывали по команде, т. е. своему наркому, начальнику Штаба РККА или другим членам РВС СССР о серьезных недостатках в боеготовности Красной армии? На этот вопрос ответа Л. Троцкий не дал, но пророчески заявил, что вскоре будет предпринята попытка обвинить в повстанческих намерениях оппозицию.
Именно по такому пути и пошли чекисты, вдохновляемые членами Политбюро. А конкретный повод реально дали сами оппозиционеры в сентябре 1927 г.
Через агента из числа родственников участника оппозиции Т. Щербакова чекисты установили, что последнему поручено оппозиционером-нелегалом (псевдоним «Зеф») организовать подпольную типографию для размножения троцкистских материалов[771].
Воспользовавшись намерением Т. Щербакова приобрести печатный станок, сотрудники ОГПУ представили ему своего агента — бывшего врангелевского офицера. Сделка состоялась, и Т. Щербаков был арестован. На первом же допросе он заявил, что связан с группой военных, помышлявших о военном перевороте по типу произведенного Пилсудским в Польше[772].
16 сентября 1927 г. ОГПУ проинформировало Политбюро о данном факте. По личному указанию И. Сталина материалы ОГПУ надлежало рассмотреть на ближайшем заседании 22 сентября. Помощник генсека И. Товстуха незамедлительно разослал всем членам и кандидатам в члены Политбюро, а также членам президиума ЦКК уже подготовленный на базе чекистских материалов проект извещения о раскрытии нелегальной троцкистской типографии. Данный документ, после его утверждения, предполагалось разослать всем членам и кандидатам в члены ЦК, ЦКК ВКП(б), членам президиума исполкома Коминтерна и секретарям обкомов[773].
На заседании Политбюро проект извещения одобрили, а 6 октября, оценив реакцию адресатов,
