Солнечная Сторона

анализом, я просто жил описываемой историей, с головой окунувшись в этот тяжелый всеобщий дурман. И, может, поэтому, в отличие от самого автора, я смотрел на его историю как бы изнутри, и мне увиделась одна очень важная особенность: сами антизаконы, по которым жили его герои, — это всего лишь внешняя оболочка, правила поведения, надстройка. Но они не появляются откуда-то со стороны, они выдумываются, порождаются самими людьми, а если точнее сказать, порождаются особенностью их сна. Ведь этот сон — не просто сон. Он будто навеян каким-то глобальным телесеансом, вроде совсем забытых нами телесеансов Кашпировского. Этот телесеанс, словно непрекращающийся телесериал, изо дня в день будоражит глубокую генетическую память человеческого общества. Он выбрасывает на поверхность и делает естественными те животные нормы и страсти, которые для Человека Разумного уже перестали быть естественными, которые остались в его предыстории, и которые теперь воплощаются спящими людьми в статьи новых антизаконов. И именно от этого людям надо освободиться в первую очередь. Да, им надо освободиться от воцарившихся в их обществе антизаконов, но для этого они должны самоосознать себя — самоосознать себя как Людей, а не животных. Им надо прорваться сквозь обволакивающий дурман всеобщего сна. Им надо однажды сказать себе: «Мы спим!» и после этого взять и проснуться… Причем, необязательно проснувшись, нужно обнаружить себя в постелях. Проснуться можно на улице, в транспорте, на работе, если хотите — на избирательном участке. Главное — проснуться Человеком. Главное — сказать себе: «Мы — Люди!..»

Н-да! Им надо… Но каждый ли сможет так проснуться? Это примерно то же самое, что выйти из состояния гипноза самостоятельно, без участия гипнотизера. (В реальном гипнозе это сделать, насколько известно, не удается)…

Я стою у окна. За стеклом глубокая ночь. А на самом стекле я вижу свое затемненное отражение. Будто вижу самого себя в той самой зыбкой, растворяющейся параллели. Будто вижу себя в их зыбком мире всеобщего всепоглощающего сна.

Удивительная получается повесть. Странная получается повесть. Если по ее прочтении у вас останется ощущение, что она являет собой сумбурное описание чьего-то сна, не удивляйтесь. Может, так оно и есть. Если вся жизнь — это сплошной сон, то какой еще может быть повесть, описывающая такую жизнь? Если же вы сумеете сохранить ясность восприятия, то, значит, вы стоите по эту сторону стекла, значит, вы принадлежите к категории людей, сохраняющих ясность и во всеобщем коллективном сне.

Я стою у окна и смотрю в темноту. За окном, превратившимся в тусклое зеркало, ощущается присутствие темноты — ощущается каким-то неведомым шестым чувством… Там ночь — там не простая ночь…

Однако хватит отвлекаться! Меня ждет моя повесть. Я вновь возвращаюсь к компьютеру, к своим героям. Их жизнь бежит независимо от наших заумностей. Я опять погружаюсь в упрятанную меж строчек историю и следую за героями, спешащими в неведомую для них светлую параллель. Спешите и вы за мной, дорогой читатель. Пока мы с вами блуждали в философских потемках, в той параллели пролетело уже несколько дней, и там нас ждет ясное солнечное утро. Мы просыпаемся (так и хочется добавить: просыпаемся в мире Людей). Да-да! Я, наконец, выполняю свое обещание перенести вас в настоящий, чистый и ясный мир. Сейчас мы, действительно, проснемся! Если сбросить пелену сна вам очень трудно, то позвольте мне стать для вас тем самым добрым гипнотизером, который поможет вам это сделать. Сегодня у нас это получится. Вы только расслабьте свое внимание и просто читайте дальнейшие строчки. Сейчас вам увидятся яркие солнечные зайчики, которые будут игриво слепить вам глаза, и вы услышите заливистое пение жаворонка.

Итак…

Мы просыпаемся…

XV

Яркие солнечные зайчики слепили глаза. Еще не успевшее высоко подняться солнце играло ими на поверхности неторопливо текущей реки. Косматые ивы, сгрудившиеся у самых ее берегов, тянулись своими длинными листьями к ее волнующейся глади. Они словно пытались потрогать свое колышущееся отражение. Где-то далеко в вышине заливался жаворонок.

Никола сидел на траве у самой воды и смотрел на далекий противоположный берег. Рядом с ним сидел, глядя туда же, Артем.

Они оба молчали. Еще минуту назад они долго разговаривали, а теперь замолкли, думая, каждый о своем.

— Так, значит, — прервал молчание Никола, — теперь я окончательно остаюсь здесь?

Его собеседник кивнул.

— Да, — сказал он. — В том мире твое тело нашли у развалин института. Очевидцы рассказали, что ты бросил в здание бомбу…

— И что?

— Похоронили.

Они снова на некоторое время замолчали.

— А здесь? — снова спросил Никола.

— А здесь все будет неплохо. Ты будешь работать в институте, разработаешь шкалу грозовых разрядов, твоим именем назовут единицу их измерения… вроде Ампера для силы тока.

— И?

— И… — Артем, улыбнувшись, посмотрел на Николу, — внесешь свою маленькую лепту в строительство города Солнца из далекого будущего…

Никола мельком взглянул на Артема.

— Ты хотел сказать, города на Солнце, — произнес он после короткой паузы.

— Да! — удивился Артем. — А ты откуда знаешь!?

— Приснилось как-то.

Артем удивленным изучающим взглядом посмотрел на собеседника.

Никола продолжал неподвижно сидеть, глядя на играющую поверхность воды. В его глазах заиграли солнечные зайчики, по лицу пробежала едва заметная мечтательная улыбка.

— Грозовую шкалу… — наконец тихо проговорил он, — моим именем?

Артем вместо ответа тоже улыбнулся.

— Спасибо!

— Ну, мне-то — совершенно не за что!

— Нет, все равно спасибо! — сказал Никола, продолжая глядеть на воду. — Однако мне бы не только эту шкалу вывести. Я недавно представил нашу Землю маленьким шариком. Она окружена толстым электронным облаком, и это делает ее похожей на большой электрон. Вот бы исследовать конфигурацию этого облака… — Никола задумчиво улыбался. Его глаза продолжали светиться счастливыми огоньками. — Может, мы получим модельку самого электрона…

Артем прислушался. Чем-то знакомым из далеких времен Дара повеяло от его последних слов. Ему вдруг представился этот самый «большой» электрон: темно-синий туман, слегка колышущийся по холмистой поверхности, ярко-фиолетовый небосвод, по всей полусфере которого в разных местах вспыхивают и исчезают розовые огоньки…

Неожиданно улыбка начала сходить с лица Николы. Взгляд застыл.

— Спасибо за шкалу, — снова повторил он после некоторого молчания. Однако на этот раз в голосе не ощущалось прежней радости. Он снова на какое-то время замолчал.

— Нет! — вдруг тихо, но неожиданно жестко сказал Никола.

Артем удивленно обернулся на него.

— Не пойдет так! — добавил Никола.

— Что не пойдет? — недоуменно спросил его собеседник.

— Нельзя мне там умирать.

Артем, ничего не понимая, всмотрелся в собеседника.