поднимающегося из охваченного пламенем сердца, взял с собой в Пекин веселый брат Лорио, который ехал туда по миссионерским делам.
Шли дни за днями. На северных склонах Маньчжурских гор забелели первые снега… Я был занят охотой на газелей в стране трав… То были часы особой бодрости духа, как правило, утренние часы, когда я в сопровождении монголов-охотников, сотрясавших копьями заросли, с криком и долго дрожащим в воздухе улюлюканьем устремлялся в галоп по безбрежным просторам дикой равнины. Иногда из зарослей показывалась изящная, стройная газель и, прижав уши, тут же с быстротой ветра уносилась прочь. Тогда мы спускали сокола, и он, широко махая крыльями, настигал ее и наносил своим изогнутым клювом разящие удары в самое темя. Потом где-нибудь у заросшей ряской и лилиями воды мы ее добивали… Тут же черные татарские собаки прыгали на нее и, перемазавшись кровью, принимались потрошить…
И вот однажды утром привратник монастыря завидел шедшего по крутой дороге вверх веселого брата Лорио, тот возвращался из Пекина и, по всему видно, поспешал; за плечами у него была сума, а па руках — младенчик, он нашел его голого и умирающего на дороге и, окрестив в ручье, назвал Доброй Находкой. Лорио задыхался от быстрого шага, так как спешил напоить нежно несомого малыша молоком монастырских коз.
Облобызав братию и отерев крупные капли пота, он вытащил из кармана штанов конверт с печатью в виде двуглавого орла.
— Вот это, друг Теодоро, вам прислал отец Камилов. Он в добром здравии. Его супруга тоже… Словом, все хорошо.
Я поспешил в угол монастырской галереи и стал читать исписанные листки. Ах, мой милый лысый Камилов с совиными глазами. Сколь же оригинально сочеталось в этом человеке тонкое чутье опытного представителя Министерства иностранных дел с забавным упрямством буфонного дипломата! В письме говорилось следующее:
«Дражайший друг и гость Теодоро!
Первые строки Вашего письма нас просто потрясли. Но последующие, в которых говорится, что Вы на попечении святых отцов христианской церкви, успокоили. Я, конечно же, отправился в императорский ямен, чтобы выразить принцу Тону свой протест по случаю беспорядков в Тяньхо. Однако его превосходительство даже не пытался скрыть своего ликования, причина коего крылась в следующем: как частное лицо он сочувствует Вам и понесенному Вами физическому и материальному ущербу, но как министр империи усматривает приятную возможность, воспользовавшись случившимся грабежом как предлогом, получить с города Тяньхо штраф за нанесение иностранцу оскорбления, и довольно круглую сумму, так тысяч в триста франков, что, по подсчету нашего проницательного Мерискова, равняется пятидесяти четырем тысячам рейсов в переводе на монету Вашей прекрасной страны! Это, как говорит Мерисков, доходная операция для императорской казны, и таким образом будет сторицей взыскано и за Ваше ухо… Здесь у нас уже пощипывают первые морозы, и мы понадевали шубы. Добряк Мерисков страдает печенью, однако печеночные колики никак не влияют ни на его философские суждения, ни на его острое словцо… Тут мы все пережили большое огорчение: милый песик добрейшей мадам Тагарьевой — жены всеми нами почитаемого секретаря — обожаемый Ту-ту исчез утром 15-го… Я обратился в полицию с настоятельной просьбой найти собаку, но до сих пор Ту-ту так и не найден; огорчение наше усиливается, при мысли, что здесь, в Пекине, таких собачек отваривают в сиропе и едят как особое лакомство. А на днях у нас произошло еще одно потрясающее событие, чреватое последствиями, и весьма прискорбными: супруга французского посланника, эта заносчивая мадам Грижон, эта «сухая ветка» (как ее величает наш Мерисков), на последнем приеме в миссии подала, вопреки всем международным нормам, свою костлявую руку простому английскому атташе, лорду Гордону, и позволила ему сесть по правую сторону от себя! А? Что вы на это скажете? Невероятно? Безрассудно? Да это же вызов общественному порядку! Подать руку простому атташе, красномордому шотландцу с моноклем в глазу, тогда как к ее услугам были и послы, и посланники, и я! Это же сенсация, неописуемая сенсация в дипломатическом корпусе… Все мы ждем инструкций от своих правительств. Как с грустью говорит покачивающий головой Мерисков, дело серьезно, очень серьезно! Случившееся ведь только подтверждает (хотя никто и не сомневался), что лорд Гордон — фаворит «сухой ветки». Какое беспутство! Какая грязь!.. Со времени Вашего отъезда в этот треклятый Тяньхо генеральша чувствует себя неважно; доктор Паглов ничего у нее не находит; по всей вероятности, это простое недомогание, вялость, тоскливое состояние, которое часами вынуждает ее сидеть на диване в беседке «Скромный приют отдохновения», сидеть и тяжело вздыхать, переводя бессмысленный взгляд с одного предмета на другой. Я прекрасно знаю, в чем тут дело. Я не заблуждаюсь. Это все от желчного пузыря, эту болезнь она заполучила от скверной воды во время нашего пребывания в Мадриде… На все, как говорится, воля, божья! Владимира передает Вам через меня un petit bonjour [18] и просит, чтобы наш гость по прибытии в Париж, если он там будет, выслал ей с дипломатической почтой в Санкт-Петербург (оттуда нам перешлют в Пекин) две дюжины перчаток о двенадцати пуговицах, номером пять и три четверти, марки sol
— Нет, никогда, — вскричал я, в исступлении комкая письмо, и, зашагав большими шагами по тихой монастырской галерее, заговорил сам с собой: — Нет, ни ради бога, ни ради дьявола! Чтобы я еще раз пустился в путь по Китаю? Да никогда! До чего ж нелепа и забавна моя судьба! Я оставляю все те удовольствия, коими она меня одаривала на Лорето, покидаю свое любимое гнездышко в Париже, отправляюсь в путь, страдая морской болезнью, по волнам от Марселя до Шанхая, терплю вшей китайских лодочников, глотаю пыль пересохших дорог и задыхаюсь от зловония улиц — и ради чего? Да, у меня был план, грандиозный план, величественный, как небеса, и красивый, как памятник победы, он весь был соткан из благих деяний — и что же? От него не осталось камня на камне — он рухнул. Я хотел дать свое имя и свои миллионы одной из женщин семейства Ти Шинфу, разделив с ней мое золотое ложе, но это не удалось мне: препятствием являются социальные предрассудки этой варварской расы! Собирался, получив хрустальный шарик мандарина, изменить судьбы Китая, принеся ему процветание, однако это запрещает
