слышал. У вас действительно прекрасные глаза были и есть.
— Откуда вы знаете? Вы же меня никогда прежде не видели.
— Элис, физическая сущность для меня не главное. Для меня важна ваша душа. А о том, что у вас внутри, говорят именно глаза. Сколько вы слышали от меня бестактностей, сколько раз я обижал вас, но вы никогда не произнесли ни слова упрека, я ни разу не видел в ваших глазах надменности или злости. Вы умеете не просто слушать людей, но, и это главное, слышать их.
Элис впервые пристально посмотрела на Карла и задумчиво произнесла:
— Кажется, это приключение спасло мне жизнь. На Канталупе я поняла некоторые вещи. Извините за громкие слова, но там я снова обрела себя. Мне вновь захотелось любить и заботиться, — Элис на мгновение задумалась и тихо добавила: — И я полюбила.
Карл поймал на себе открытый взгляд, недвусмысленно говоривший, кого именно Элис имела в виду, и тут же почувствовал, как зарделись его щеки и забилось сердце. Элис вновь взглянула на экран.
— Посмотрите на этих «близнецов». Они массивнее некоторых лун, хоть еще и дети. Посмотрите, как они резвятся и радуются первому самостоятельному полету. Как орлята. Все это… Все это напомнило мне… В общем, я тоже хочу иметь детей.
— Что же здесь такого?
— Это не все. Все эти мои новые глаза, искусственное сердце, протезы… Вы сами можете продолжить этот перечень. Я долго, очень долго ощущала себя машиной. Но машины не хотят иметь детей. Значит… значит, я все-таки женщина?
— Конечно, моя дорогая Элис.
На экране резвились, размахивая крыльями, «близнецы». Карл вдруг вспомнил один день из своего далекого детства, когда впервые сел на велосипед. Тогда он был счастлив, наверное, так же, как эти «малыши».
— Элис, вы тоже знаете то славное итальянское местечко на этой станции. Мне хотелось бы пригласить вас туда на ужин, как только меня выпишут. Конечно, если вы не возражаете.
— Я не возражаю, — ответила Элис и громко рассмеялась.