— А что про Жорку? — поинтересовался Володя Маленький.
— Ничего. Не важно, — ответил ему Аркаша.
Костик улегся на свою кровать и повернулся лицом к стенке.
«Не повезло, — думал он, — как же не повезло! Почти четыре года никто не догадывался, и осталось-то чуть-чуть… И на тебе! Надо же было Володьке Маленькому этот ключ злополучный найти! А так хорошо все сложилось, тетя Люба своя, она бы не сдала…»
— Слушай… — неожиданно сказал Жорка и рывком сел на кровати, — а Славика Родзиховского не ты ли случаем сдал?
Глава 21
Каменец-Подольская область, г. Шепетовка. Май 1938 г.
Гребенкин в Шепетовку не ехал, а летел, будто у него за спиной выросли крылья. Еще бы! Сам начальник отделения его отметил, помог с жильем! У него будет свой дом! Да ко всем чертям этого Тысевича и его ублюдков! Он из него сегодня все вытрясет, а не захочет говорить по-хорошему, запоет с помощью волшебных палочек. Гребенкин сделал их по образцу тех палок, что стояли у лейтенанта за сейфом, и сейчас вез с собой, завернув в брезент. Он их даже слегка усовершенствовал, закрепив вместо простых веревок тонкие кожаные полоски, чтобы прочнее было.
Сегодня арестованного ждать не пришлось, поскольку старшина усвоил урок, который Гребенкин преподал ему в последний раз. А что? Разбаловались! Время-то у него казенное, не свое!
Не успел Венька разложить на столе бумаги, как завели Тысевича.
— Садитесь, — сказал он арестованному.
Тот с опаской присел на краешек табурета, привинченного к полу. Венька на всякий случай заглянул в бумаги.
— Ну что, Николай Григорьевич, будем признаваться?
— Нет за мной вины, не шпион я…
— Знаешь, Тысевич, сегодня я тебя бить не буду или почти не буду, я просто раздавлю тебе яйца, усек? Будь ты ангелом небесным, а такой боли не вытерпишь и все подпишешь. Я понятно объясняю? Поэтому давай договоримся: я не буду давить тебе яйца, а ты мне все рассказываешь как на духу.
Тысевич пренебрежительно усмехнулся, и это вывело Веньку из себя:
— Так ты еще улыбаешься? — заорал он. — Ты, продажная тварь, улыбаешься? Старшина!!! Конвой!!!
В камеру залетел перепуганный старшина, а с ним еще трое конвойных, которые сгоряча подумали, что арестованный напал на сержанта-гэбэшника. Венька, зловеще оскалившись, расчехлял свои волшебные палки. Тысевич закрыл глаза, но когда ему развели руки, начал бешено сопротивляться. Старшине пришлось несколько раз заехать арестованному в морду и вырубить, иначе ничего не получалось. Наконец Тысевича уложили на пол с разведенными руками и ногами.
Конвой и старшина с интересом наблюдали, что же будет дальше, а Венька, войдя в роль изобретателя, который демонстрирует плоды своего творчества, поставил сапог на каблук, как это делал лейтенант. Сапог сиял начищенным голенищем и головкой. Тысевич открыл мутные, налитые кровью глаза.
— Ну? — спросил Венька. — Шпион?
— Пошел ты…
Когда Венька опустил сапог, Тысевич так закричал, что старшина поморщился, а конвойные перестали улыбаться.
— Сильно, — сказал старшина, — у нас я такого не видел… Венька приподнял носок, Тысевич не сразу, но замолк.
— Повторить?
Арестованный прерывисто дышал. Венька не стал давить второй раз, понимая, что Тысевич должен подумать и ответить на вопрос только спустя несколько минут.
— Ну?
— Признаю.
— Старшина, спасибо, дальше я сам. Старшина снова покачал головой.
— Сильно… Надо взять на вооружение.
Венька сел за стол, достал чистый лист бумаги, открутил колпачок автоматической ручки, подарок лейтенанта по поводу окончания стажировки, и начал писать:
ПОКАЗАНИЯ
обвиняемого Тысевича Николая Григорьевича от 13 мая 1938 года
ВОПРОС: Следственными материалами вы изобличены как агент одной иноземной державы. Признаете себя виновным?
ОТВЕТ: Да, признаю. Я признаю, что являюсь агентом польской разведки…
— Тысевич, когда Грехман завербовал тебя?
— Не помню.
— Верю. Напоминаю, что он завербовал тебя в октябре 1929 года. Запомнил?
Венька встал из-за стола, подошел к лежащему на полу Тысевичу и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Тысевич, тебе было больно? Тысевич молчал.
— Я даже не давил тебе яйца, а так, всего лишь пощекотал. В следующий раз будет больно по- настоящему, усек? Поэтому ты меня не томи, вспоминай быстро, говори четко. У меня ворох работы, и я с тобой цацкаться не собираюсь. Вот так вот…
…с октября 1929 года по день моего ареста был агентом польской разведки, в которую меня завербовал бывший председатель колхоза…
— Тысевич, как колхоз назывался?
— «Червона зирка».
— Как? Что за червона зирка?
— Красная звезда по-русски.
— А-а…
…председатель колхоза «Червона зирка» Грехман Самуил Вениаминович при следующих обстоятельствах…
— Ты кем работал до 1929 года?
— Секретарем сельсовета.
— Ага, значит, всех знал?
— Многих…
— Так и запишем:
…Грехмана Самуила Вениаминовича знал с 1925 года по уличному потому что в то время работал секлетарем сельсовета и по перепеси знал все население, включая и его. До 1929 года т. е. до момента моей вербовки в агенты польской разведки я с Грехманом не был близким знакомым, а в 1929 году…
— А в 1929 году ты там же работал, в сельсовете?
— Развяжите меня, у меня руки и ноги затекли.
