начали покидать церковь. Одна девушка, выйдя из храма, подошла к стоявшим у дверей мужчинам и что-то им сказала. Четверо мужчин вошли в церковь, приблизились к алтарю. Екатерина Медичи, завернувшись в длинный черный плащ, молилась, стоя на коленях. Увидев вошедших, она молча указала им на труп графа де Марильяка.
— А эту забирать? — спросил один, посмотрев на Алису де Люс.
Королева отрицательно покачала головой. Слуги вынесли тело Марильяка из церкви. Екатерина задула свечи, горевшие справа и слева от дароносицы. Лишь слабый свет от факела под самыми сводами рассеивал теперь темноту.
Королева наклонилась над человеком, недвижно лежавшим у подножия алтаря. Это был монах Панигарола.
Положив руку ему на грудь, Екатерина убедилась, что сердце монаха слабо бьется. Тогда она вытащила из кошеля у себя на поясе флакон и, откупорив, поднесла его к лицу Панигаролы. Тот, однако, не приходил в себя.
— Но он все же жив! — пробормотала королева. Наконец по телу Панигаролы пробежала легкая дрожь и он приоткрыл глаза.
«Прекрасно, — подумала Екатерина. — Он все время был без сознания: ничего не видел, не слышал».
Монах поднялся. Ему казалось, что он вернулся из загробного мира, разум его ослаб, мысли расплывались. Екатерина взяла Панигаролу за руку и подвела к телу Алисы.
— Она мертва, мой бедный маркиз, — с грустью произнесла королева. — Видите, он убил ее… Я не смогла помешать… Он увидел письмо у вас в руке, вырвал его, прочел… Граф впал в бешенство, набросился на милое дитя, буквально исполосовал несчастную кинжалом. Алиса упала, а он добил ее… Но вы отомщены… Граф выбежал на улицу, обезумевший, весь в крови… Там меня ждали дворяне из свиты. Они решили, что он набросился на меня… В общем, труп Марильяка уже плывет по Сене. Прощайте, маркиз… Тело этой несчастной я оставляю вам… проводите ее в последний путь… И да хранит Господь душу Алисы де Люс!
Екатерина попятилась назад и исчезла во тьме словно призрак, покинувший мрак лишь для того, чтобы свершить свое черное дело. Через минуту королева уже шла по улицам Парижа. Она шагала одна, с кинжалом в руке, без охраны, пешком. Ей не было страшно: душа ее насладилась пережитым кошмаром. Счастливая и спокойная, возвращалась Екатерина Медичи к себе во дворец.
Панигарола остался один на один с Алисой. Он наклонился над телом, положил руку на ее обнаженную грудь, но биения сердца не уловил — Алиса была мертва. Монах выпрямился, огляделся, ища что-то глазами, наконец нашел. Он направился к чаше со святой водой, намочил носовой платок тонкого батиста и принялся осторожно обмывать кровавые раны Алисы.
Хотя церковь погрузилась в полную темноту, Панигарола двигался в храме бесшумно и уверенно, словно при свете дня. Он трижды смачивал платок в чаше, так что вода в ней стала цвета крови. По необъяснимой случайности лицо Алисы не было задето; удары кинжалов пришлись в основном на грудь, плечи и руки. Монах обмыл все раны и посмотрел на лицо девушки: она была прекрасна, в неверном свете факела Алиса казалась идеальным воплощением красоты.
Панигарола осмотрел раны на ее теле и насчитал семнадцать, но все это были лишь глубокие порезы, ни один важный орган они не затронули.
— Раны не смертельны, — прошептал монах.
Осматривая покойницу, Панигарола заметил на указательном пальце правой руки перстень, жуковина которого была словно надломана. Он с трудом стянул перстень с холодеющей руки, потом зажег свечу и с болезненным любопытством рассмотрел кольцо. Во вскрытой жуковине монах обнаружил остатки белого порошка. Он прикрыл углубление камнем, чтобы порошок не высыпался, и надел перстень себе на мизинец.
— Мое обручальное кольцо! — прошептал он. Панигарола попытался прикрыть тело Алисы, но платье на груди было совершенно изодрано. Тогда монах сбросил с себя грубошерстную коричневую рясу и завернул в нее покойницу, сам же остался в богатом наряде аристократа. Он легко, почти без усилий, поднял на руки прикрытое рясой тело и вышел из церкви.
У дверей стояла дорожная карета: о ней-то и упоминала Екатерина. К маркизу де Пани-Гарола подошел человек, видимо, кучер и сказал:
— Монсеньер, карета ждет вас…
— Это для меня? — спросил монах.
— Да, монсеньер. У меня приказ ехать через Лион в Италию. Все готово, садитесь.
Маркиз молча положил Алису в карету, затем закрыл дверцу, вышел вперед и, взяв лошадей за поводья, медленно повел их по улице. Карета покатилась, а удивленный кучер так и остался сидеть на своем месте, недоумевая: «Королева сказала, что я повезу новобрачных… Новобрачная, видно, в карете, но почему на ней монашеская ряса?»
Было уже два часа ночи, временами сильные порывы ветра заставляли лошадей останавливаться и пятиться назад. Кучер жался к стенке кареты, все пугало его: и странный дворянин, шествовавший будто призрак, и буря, бушевавшая вокруг.
— Куда он? Куда он идет? — шептал перепуганный кучер. — Что за странное свадебное путешествие? Мне страшно, страшно…
Панигарола вдруг остановился, и кучер понял, что они добрались до места. Он огляделся и в ужасе перекрестился:
— Кладбище Избиенных Младенцев!
Монах открыл карету и вынес на руках тело Алисы де Люс. Он положил покойницу у низкой кладбищенской ограды и постучал в окошко прилепившейся к стене кладбища хижины.
Кучер с ужасом воззрился на ту, кого он счел новобрачной. Порыв ветра откинул с ее лица капюшон- рясу, и кучер понял, что перед ним покойница. Он прошептал дрожащими губами молитву, что есть сил хлестнул лошадей, и карета, словно подхваченная ураганным ветром, с грохотом унеслась в ночь.
На стук Панигаролы отозвался из хижины дрожащий голос.
— Кто там еще?
— Мне нужен могильщик.
Из дверей хижины вышел старик с чадящим светильником в руках. Он с изумлением посмотрел на неожиданного гостя, разбудившего его в такой час.
— Преподобный Панигарола! Вы?! И в таком наряде…
— Ты меня знаешь?
— Кто не знает вашего преподобия? Ваши проповеди все слышали.
— Хорошо, раз ты знаешь, кто я, то поймешь, что меня ослушаться нельзя. Бери лопату и пошли…
— Стало быть, копать… — боязливо произнес старик.
— Да, копать! Копать могилу… — сказал монах таким тоном, что у могильщика кровь застыла в жилах.
Старик затрепетал, холодный пот выступил у него на лбу. Голос Панигаролы не походил на человеческий: так заговорил бы покойник, будь у него дар речи. Могильщик покорно схватил кирку и лопату. По знаку своего мрачного посетителя старик отпер ворота кладбища.
Панигарола поднял Алису на руки и понес, с неизъяснимой нежностью прижимая к своей груди. Он обнимал ее так, как обнимает пылкий влюбленный невинную девушку, только что признавшуюся ему в любви. Он баюкал ее, как баюкает неутешная мать только что скончавшегося младенца.
Могильщик остановился и медленно начал рыть могилу. Через час яма была уже довольно глубока. Все это время маркиз де Пани-Гарола, первый возлюбленный Алисы де Люс, простоял у края ямы, держа на руках любимую. Его глаза были прикованы к лицу Алисы, он даже не моргал.
Могильщик трудился над могилой, молнии мертвенным светом озаряли кладбище, ветер ломал деревянные кресты, падавшие с звучным треском, а Панигарола стоял так целый час, как живое воплощение скорби и отчаяния.
Старик закончил работу; монах спустился в яму и уложил Алису в могилу. Он заботливо закрыл ей
