выиграть с перевесом в три мяча, и который был проигран – 1:3. Матч, в котором был искалечен Пеле и окончательно повержены честолюбивые надежды восьмидесяти пяти миллионов его соотечественников. Матч, во время трансляции которого на Бразилию происходили самоубийства и автомобильные катастрофы. Когда громились лавки ни в чем не повинных португальских бакалейщиков. Когда Старый Педро впервые за три десятка лет своей жизни в Рио вынужден был закрыть свою «Лузитанию» в три часа дня: за час до начала трансляции матча. Старик как в воду глядел: только тяжелые стальные жалюзи спасли его бар от поджога.
На следующий день улицы Рио были расписаны ругательными словами и проклятиями в адрес старика, который сидит сейчас передо мной. На каждом перекрестке сжигались уродливые чучела. Благо, Феолу легко было изобразить в виде чучела: он был «Гордо» – «Толстяк», и достаточно было набить мешок или старый матрас поплотнее, чтобы вся злорадствующая улица, все соседи ликующе показывали пальцами: «Вон опять понесли сжигать старика!»
В одном из переулков близ улицы Сан-Клементе я видел, как какой-то здравомыслящий гражданин пытался вступиться за Феолу. «Старик не виноват, – сказал он парням, раскладывавшим очередной костер, – старик предупреждал, что выиграть будет очень трудно…» Через пару мгновений гражданину пришлось спешно уносить ноги. Если бы он промедлил, его уложили бы в костер вместе с чучелом Феолы.
Злорадствовали газеты, сообщая, что дом Феолы в Сан-Паулу закидан камнями, а его семья взята под охрану полиции. Появились слухи о том, что он боится возвращаться и намерен отсидеться в Европе. Действительно, команда приехала без Феолы. Узколицый Авеланж со скорбным, как на похоронах, лицом выступал по телевидению и, потупив глаза, глухим голосом говорил о роковом стечении обстоятельств, о фатальных неудачах, преследовавших команду, о неспособности ее тренера. И в конце своего выступления с видом оскорбленной добродетели брал всю вину за провал на себя.
Старого Феолу, доктора Гослинга и их сподвижников выгнали из сборной. Именно выгнали. Их даже не уведомили об отставке. Они узнали о ней из газет.
Руководство СБД сделало вид, что никакого Феолы никогда не было в сборной. И все. И точка.
Я хорошо знаю об этом, но старику как-то неудобно признаваться, что его выставили на улицу, и он говорит мне, а я делаю вид, что верю ему, что он сам решил уйти из сборной.
– Вообще нужно знать, когда уходить, – размышляет он вслух. – Вон, возьмите Пеле, например.
Пару дней назад были тут два репортера из Рио, спрашивали, что я думаю об уходе Пеле. Вы небось тоже захотите задать мне этот вопрос?
Я киваю головой.
– Так вот: я считаю, что вопрос о том, играть Пеле или не играть, может решить только сам Пеле.
И если уж он решил, что ему пришло время уходить из сборной, значит, он прав.
Люди, болельщики, трибуны ничего нам не прощают. И с «идолов», с кумиров своих требуют гораздо больше, чем с остальных. Я это знаю по себе. Мне не прощались не только поражения, но даже ничьи! И даже трудные победы с небольшим преимуществом не прощались мне. Болельщик верит в чудеса и требует их от своего идола. А чудес-то на самом деле нет: чемпион побеждает вовсе не потому, что он чемпион, как склонны верить трибуны, а потому, что он играет лучше других, работает над собой, тренируется как никто другой.
Да, чудес не бывает. И когда от меня их требовали, я пытался объяснять, что не могу их творить. А мне не верили.
Феола задумывается о чем-то, видно, вспоминает известное только ему одному, и продолжает своим негромким размеренным голосом:
– Чудеса… Если бы я умел их творить, я никогда не остался бы футбольным тренером. Я применил бы свои «чудодейственные способности», – он улыбнулся, и морщины на его грузном мясистом лице разглаживаются, – в другой области, более полезной человеку. В медицине, например, или в науке.
Увы, от нас требуют чудес, потому что люди хотят верить в них. Таков уж футбол. И не только у нас в Бразилии. В любой другой стране, где футбол популярен, где он стал неотъемлемой частью жизни людей, происходит то же самое, что и у нас: он завладевает сердцами, превращается в страсть. А мы, тренеры и футболисты, частенько становимся игрушками этих могучих сил и страстей. В то же время развитие футбола приводит к тому, что в футбольной жизни разных стран появляется много общего, родственного. Не только и не столько в самой игре, в ее тактике или технике, сколько в жизни и деятельности клубов, в их организации и структуре. Это понятно: сходные проблемы порождают сходные решения.
Таковы, собственно говоря, главные выводы, к которым я прихожу сейчас, пройдя сорокалетний путь в футболе. Такова моя жизнь. И если вы хотите, я отвечу на все интересующие вас вопросы.
…Разумеется, я хотел этого! И разумеется, у меня вертелись на языке десятки самых разнообразных вопросов. Но я уже видел, что старик, говоривший без передышки почти час, устал, и поэтому решил не злоупотреблять его гостеприимством, а спросить только о самом главном, самом интересном:
– Вы явились создателем знаменитой тактической системы 4-2-4, поразившей мир на чемпионате 1958 года в Швеции. Расскажите, пожалуйста, об истории ее открытия или изобретения.
– Очень хорошо, что вы задали этот вопрос, – улыбнулся Феола. – Я давно хочу рассказать о том, о чем никогда до сих пор не рассказывал, и вы предоставляете мне удобный повод сделать это.
Я не считаю, что система 4-2-4 была открыта нами в 1958 году. Изобрели ее мы, бразильцы, но значительно раньше. До 1958 года многие наши клубы играли с четырьмя защитниками и двумя полузащитниками, играли не только у себя дома, но и на выездах, в Европе, например, и поэтому накануне чемпионата пятьдесят восьмого года многие из наших противников уже знали, что сборная команда тоже будет строить свою игру по такой схеме. И готовились к этому. Поэтому мы вынуждены были модернизировать схему 4-2-4, превращая ее в 4-3-3.
– В 1958 году? – переспросил я.
– Да, именно тогда, в пятьдесят восьмом году.
Мы вынуждены были это делать в целом ряде матчей и игровых ситуаций, потому что нас к этому обязывали противники: зная о том, что мы в последние годы играем с двумя полузащитниками в средней зоне поля, они старались подавить нас здесь, на этом важнейшем участке, и выставляли против нашей пары полузащитников трех игроков средней зоны. Это делал даже ваш Качалин, и, если я не ошибаюсь, именно такую функцию – третьего вспомогательного полузащитника – выполнял тогда против нас Нетто.
И вот для того, чтобы не упускать контроля над серединой поля, мы вынуждены были усиливать нашу пару полузащитников. Каким образом? Проще всего это можно было сделать за счет оттягивания назад левого крайнего Загало. Его манера игры очень сильно помогала команде, потому что я считал необходимым децентрализовать игру в средней зоне поля, выводить ее из центрального круга, из узкого коридора между штрафными площадками на фланги. Это обогащало футбол. И к этому пришли потом многие.
Ну а как можно было децентрализовать игру? Мы пытались находить разные пути: либо за счет выходов вперед крайних защитников, либо с помощью Загало, который, связав того самого добавочного третьего игрока противника, пытавшегося создать численный перевес в средней зоне, срывал замыслы соперников и позволял нам не только удерживать контроль над центром поля, но и, как я уже сказал, децентрализовать игру на фланги.
Это было одним из главных факторов, обеспечивших нам успех в пятьдесят восьмом году. Но не единственным. Не менее важно было и то, что наша команда тогда, так же как и эта, только что победившая в Мексике, была отлично подготовлена физически, а игроки прекрасно уживались друг с другом, сливаясь в единый ансамбль. Физической подготовке я всегда придавал очень большое значение. И всегда говорил игрокам: «Мы играем 90 минут, но бегать должны 120, и быть готовы играть все 150 минут! Подряд!» Мы так хорошо подготовили тогда футболистов, что они кончали матч с довольно большим запасом сил, а это позволяло нам постоянно варьировать нашу игру, изобретать что-то.
Нет, что там говорить: без ложной скромности могу утверждать, что команда наша была хорошей, умела развивать атаку, умела контролировать мяч.
Когда мои парни получали мяч, я всегда был уверен, всегда знал, что они смогут довести атаку до какогото логического конца. Не обязательно забить гол, это удается далеко не всегда, но, по крайней мере,
