Лицо женщины на экране было привлекательно – даже без косметики, даже опухшее со сна, даже невзирая на семь десятков лет, прожитых без утешения тщеславных – пластической хирургии. Длинный прямой нос, впалые щеки, сильные скулы, глаза хрустально-синие, как небо северной зимы. Волосы ее были пострижены коротко – стальной ежик в полдюйма длиной. Только губы портили классическую красоту: узкие, блеклые, словно след от удара топором.
Тан’элКот хорошенько рассмотрел изображение. Его видеосигнал не проходил, и женщина на другом конце линии сонно и враждебно вглядывалась в пустой экран. За плечом ее виднелась кованая стойка балдахина и полузарытое в смятые простыни юношеское плечо.
Бывший император покосился на социальных полицейских – те выстроились полукругом за его спиной. Коллберг прижался к нему; дыхание его отдавало кровью.
– Не знаю, кто ты такой и как добыл этот код, – проговорила бизнесмен Эвери Шенкс сбивчиво и хрипло, как всегда бывало, если ее неожиданно будили, – снотворные, которыми она пользовалась время от времени добрых сорок лет, давали такой эффект. – Но тебе следовало бы знать, что я не терплю глупых шуток. Служба безопасности «СинТек» уже отслеживает звонок.
Вот они, так хорошо знакомые интонации неопределенной угрозы. Звуки ее голоса вызвали из небытия Ламорака.
Из краденой памяти вырвалась, тесня дыхание, всепоглощающая любовь; вспомнилось, как великанская рука касается непривычного лица, вспомнилось иное тело – ниже ростом, светловолосое, изящное тело мастера-мечника, а потом еще меньше, тело мальчишки с разбитыми коленями и локтями, в слезах прильнувшего к животу суровой, ничего не прощающей матери. С ней никогда не было уютно, зато всегда безопасно, и мстительна она была, точно дракон.
Рука Эвери Шенкс потянулась к клавише отключения.
– Мама… – прошептал Тан’элКот.
Рука застыла на полпути, и лицо окаменело, потеряв всякое выражение.
– Мама? – голосом Ламорака повторил Тан’элКот – тихо, нежно, с любовью. – Мама, это я. Ты не узнаешь меня?
Суровые черты холодного лица как будто треснули, словно ледник перед тем, как рухнуть в море.
– Карл? – прошептала она, точно разом сбросив шестьдесят лет. – Карл, это ты… Я сплю?
– Мама, ты нужна мне. Пожалуйста. Помоги.
В льдисто-голубых глазах застыло недоумение.
– Помочь? Карл… ох, Карл, господи, Карл…
Одним нажатием клавиши Тан’элКот вызвал из ядра памяти нужный файл: оцифрованная картинка, снимок, выдернутый из архивов службы безопасности Студии, когда он собирался использовать Веру в качестве модели для скульптуры. Той статуи он так и не изваял, но стереть картинку не удосужился. В узкой рамке перед ним предстал тот же образ, который видела сейчас перед собою Эвери: прекрасная златовласая девочка с солнечной улыбкой и бледно-голубыми глазами.
– Мама, ты знаешь, кто это? Это Вера Майклсон.
– Майклсон? – Лицо Эвери застыло, в голосе хрустнул лед. –
– Нет, мама, – прошептал Тан’элКот. – Это дочь Пэллес Рил.
Глаза Эвери распахнулись.
– Это моя дочь, – проговорил Тан’элКот.
– Твоя… Карл, что…
– Мама, прошу. – Голос его звучал все тише. – Помоги мне, прошу…
– Карл…
Он разорвал связь.
Поднял глаза. Озаренный холодным сиянием опустевшего экрана Коллберг взирал на него с широкой ухмылкой, вытирая что-то с подбородка тыльной стороной ладони.
– Началось, – проговорил император.
Глава восьмая
1
Лишенный всякой индивидуальности оцифрованный голос ножом прорезал неясный гул голосов:
– Администратор Майклсон.
Хэри оторвал взгляд от блокнота с автографами, где только что расписался, и увидал собственное отражение, четырежды искаженное кривыми зеркалами забрал отряда социальной полиции.
У него перехватило дыхание.
В это мгновение успех и слава Кейна превратились в ничто; сгинули тысячи поклонников, теснившиеся
