Из разверстой пасти раздается костяной перестук, словно сыплется галька, потом глохнет на секунду, пока тварь набирает воздух в мертвую грудь – она не дышит и забыла вдохнуть, прежде чем заговорить. Потом перестук раздается снова, все скорей и скорей, покуда щелканье не рассыпается на звуки сухого, нечеловечески бесстрастного голоса.
–
Это не Берн. Это не его душа вернулась в тело – сколько угодно могу повторять себе, но выражение его глаз, звук голоса вытягивают из меня силы сильней, чем все чары Райте. Я даже не могу удержать Косалл, и, когда Райте делает шаг ко мне, выдергивая у меня эфес одной рукой, а другой ловко расклинивая мои запястья очень эффективным приемом айкидо, я не пытаюсь сопротивляться.
Демон оборачивается к Райте:
–
Райте пожимает плечами и бормочет себе под нос что-то вроде местной версии «не подмажешь – не поедешь». Без страха подойдя к демону, он протягивает чучелу рукоять Косалла.
– Задача тебе ясна?
Идиот, долбаный дебил,
Я же мог
Но не сообразил.
Чучело хватает эфес Косалла – и клинок молчит, потому что чары его пробуждает к жизни лишь прикосновение человеческой руки. Демон поднимает оружие, изучая блестящее под луной лезвие, жидкий блеск усеявших клинок от острия до самой гарды рун.
–
А потом каким-то образом тварь оказывается
–
Дежа вю скребет глотку и крутит кишки, выжимая блевотину.
Этого не может быть. Это все дурной сон.
–
Я пытаюсь вжаться поглубже в кресло, слабо булькая горлом.
Райте берет тварь за плечо.
– Пэллес Рил, – твердо напоминает он.
–
–
Голос твари переходит в механический рык, словно при работе турбины на холостом ходу.
– Да, пожалуй, – задумчиво замечает Райте, а потом бесцветные его глаза останавливаются на мне, и губы растягиваются в гримасе, которую он, должно быть, считает улыбкой. – И у меня найдется для тебя самая подходящая закуска.
8
Не знаю, как долго демон затаскивал меня на гору. Должно быть, несколько часов – бесконечный кошмар. Я болтаюсь лицом вниз на каменно-твердом плече, то приходя в себя, то вновь выключаясь от боли, изнеможения, невообразимой мигрени: из-за того, что приходится висеть вниз головой, в черепе словно шершни роятся. Все, что было в желудке, я выблевал давным-давно; теперь стоит мне очнуться, как меня начинают терзать сухие позывы, покуда в глазах не поплывет. Кашляю кровью.
И чертов меч все пытается выбить мне глаз. Где-то нашлись другие ножны для Косалла, и меч вместе с ними пристроили на спине демона. Я выкручиваю запястья под тонкой прочной лентой наручников, стянувших мне руки за спиной, но та режет плоть, и кровь стекает по локтям, по спине и шее и каплями падает с подбородка.
Если мне только удастся высвободить руку и дотянуться до рукояти Косалла…
Демон мерным шагом движется вверх. Его мертвые мышцы, питаемые вовсе не химическими реакциями, не знают усталости. Тварь не ищет легких путей – она обходит перевал стороной, взбираясь по крутому склону горы Резец, нечеловечески ловко, даже босиком и с одной лишь свободной рукой, пробираясь среди утесов.
Болтаясь на плече чучела, я вижу под собой почти все Кхрилово Седло. Гребень перевала превратился в крысиное гнездо железнодорожных веток, заплетающих голые костяки полуотстроенного депо; таможня отмечает номинальную границу между Забожьем и империей Анханы. Всюду шатры – от маленьких двухместных палаток до огромных: столовая, ангар из листового железа, настолько здоровый, что в нем можно было бы разобрать пару локомотивов, не перепутав детали, отхожие места, лавка компании и один бог ведает что еще.
Базовый лагерь компании «Поднебесье»: они прокладывают железнодорожную ветку по западному склону Седла. В Империю. Чертова железная дорога похожа на язык, пробующий Анхану на вкус.