– Тогда в чем? В чем?
Лицо его налилось краской. Он явно сдерживался, чтобы не врезать мне, будто мог вышибить дурь из моей головы.
Если бы все было так просто.
– Я трус, – беспомощно признался я.
– Что? Потому что сложился, когда он тебе врезал? Гос-споди Иисусе, Крис! Боллинджер был тебя втрое тяжелей. Живой бульдозер, блин. У тебя не было ни шанса – а ты все равно сунулся в тот гальюн. Отвага бывает разная, Крис. Бывает горячая – как у меня. Начнется драка, и меня затягивает – но таких парней навалом. У тебя смелость холодная. Ледяная, парень. Ты, наверное, самый храбрый сукин сын, какого я в жизни видывал.
В глазах у меня защипало, язык завязался узлом. Я только и смог, что покачать головой. Что тут объяснишь? Но если я не начну говорить, то расплачусь – а я бы скорей повесился.
– Я всегда хотел одного – попасть в Поднебесье, – проговорил я. – Всю жизнь мечтал быть актером. Ты знаешь, что такое быть актером, Хэри? Это значит каждый день возвращаться в тот сортир.
– Ты справишься, – настаивал он. – В Поднебесье ты станешь самым крутым парнем на квартале – как в тот раз, когда раскатал меня на лугу…
– Не в том дело! – воскликнул я. – Не в опасности. Плевал я на нее. Я возвращаюсь в тот сортир, потому что вынужден кого-то калечить, убивать – только ради того, чтобы поднять цену своих акций, заработать пару тысяч долбаных марок! Что мне с тех марок? Я и без того богат. Ну что мне нужно такого ценного, что стоит чьей-то жизни?
– Либерал, твою мать, – пробормотал Хэри. – Аристократ. Нет ничего дешевле жизни. Будь ты из работяг, ты бы знал – у нас это в крови. Черт, в районе старой Миссии чью-то голову можно купить дешевле, чем хороший бифштекс.
– Так это для тебя, – отозвался я. – А для меня – нет. Прикидываться без толку.
– Тогда у нас, кажется, проблема.
– У нас?
Он откинулся на спинку кресла и поставил стакан на пол.
– Ага. У нас. Это не только твоя проблема. Ты мой лучший друг, Крис.
– Ну да! Хэри, ты же меня еле терпишь!
– Ты спас мне жизнь. Я такого не забываю.
Я хотел возразить, но он оборвал меня.
– Нет. Спас. Ты провалишь экзамен – ты возвращаешься к жизни скандинавского бизнесмена. Это одно. Не так плохо. Я провалюсь – я возвращаюсь в поденщицкие трущобы Сан-Франциско. Это другое. Ты спас мою карьеру, а это важнее жизни. Я не позволю тебе страдать из-за этого.
– Поздно, – с горечью вымолвил я.
– Слушай, предположим, ты сдашь экзамен. Что потом?
– Как обычно. Два года полевой практики в Поднебесье – для акклиматизации и тренировки на местности, если получится; допустим, я найду адепта, который меня примет в ученики. Потом возвращаюсь, чтобы получить имплантат…
Шанс вспыхнул у меня перед глазами, и Хэри уловил это, когда по моей физиономии расползлась первая за много месяцев улыбка.
– Понял, Хансен? – Он ухмыльнулся в ответ. – Ты все по правилам метишь играть, парень. Все думаешь, что ты
– Я… я…
Сказать мне было нечего. В голове у меня эхом отдавались слова Хэри.
«Кто сказал, что это комплект?»
19
На следующий день я сдал экзамен, показав наивысший за последнее десятилетие результат.
20
Следующую неделю я провел, мотаясь по Консерватории, – собирал вещи, готовился. Училище было моим домом на протяжении трех лет, и трудно было поверить, что больше я его не увижу.
В ту же неделю с меня наконец окончательно сняли хирургическую маску. Теперь, глядя в зеркало, я видел незнакомые черты перворожденного чародея.
Мое истинное лицо.
Меня порой до сих пор от его вида передергивает.
«Я эльф», – повторяю я себе снова и снова.
Я эльф.
Еще я потратил немного времени, наблюдая за ходом турниров. Мой голос сливался с восторженными воплями студентов Кобелятника, когда Хэри своим неуставным способом пробивался от этапа к этапу. Финальный бой он, правда, завалил, но когда поздравлял победителя, на залитом кровью лице отражалась такая дикая радость, будто он сам стал чемпионом.
