Тан’элКот поднял Веру со стола и принялся пристегивать к инвалидной коляске.
Вот в чем заключалась разница: теперь Эвери поняла. Он уже не оглядывался на социальных полицейских, а они не замечали его, но вместе с ним трудились ради общей цели, координируя движения, словно роботы, без слова или жеста.
– Что ты делаешь?! Тан’элКот…. Ма’элКот… она слишком слаба! Ее нельзя трогать, она же умрет!
Шагнув к ней, великан ухватил Эвери одной рукой и оторвал от земли, не грубо и не мягко, а скорей с отстраненным равнодушием, словно она была для него тварью столь чужеродной, что он и помыслить не мог, какие стимулы доставляют ей удовольствие или боль.
– Ты не позволишь ей умереть, – промолвил он. – Ты предоставишь ей требуемый уход.
– Я… я…
Глаза ее наполнились слезами, голос прервался.
Ее размазало, как масло по хлебу. Слишком долго она сидела в тесной комнатушке под взглядами серебряных масок социальной полиции. Сердце ее разъела кислота за те долгие часы, пока она беспомощно наблюдала за бесконечным кошмаром, в который погрузилась Вера.
Бутылочка теравила, оставшаяся в сумке, притягивала ее как магнит; химическое утешение оставалось для нее единственно доступным. Но Эвери Шенкс и без того слишком ненавидела себя. Если она подарит себе покой, пока Вера остается здесь пристегнутой к стальному ложу, будучи не в силах вырваться из лихорадочного бреда льющихся в ее вены наркотиков, Эвери никогда не сможет примириться с собой.
Не смогла бы.
Она уже решила – когда тяга к снотворному станет невыносимой, она выпьет всю упаковку разом. А если найдет способ скрыться от нечеловеческих серебряных взглядов Соцполиции, то поделится ими с Верой.
Потому что не сможет оставить девочку в одиночестве.
– Да, – прошептала она наконец. – Все, что потребуется.
За спиной великана соцполицейские принялись натягивать на Веру поблескивающую металлом сбрую.
– Но… но куда мы отправляемся?
– Домой, – промолвил он и отвернулся, чтобы поправить ремни.
– Домой? – повторила Эвери в ужасе. – В Поднебесье? Что с тобой случилось? Что на тебя нашло? Ее нельзя двигать как мебель – она не протянет там и дня!
– Одного дня, – сухо пророкотал Ма’элКот, – будет довольно.
Глава двадцать третья
1
Первая из засад могла в общих чертах послужить моделью дальнейших столкновений монахов из посольства в Анхане с социальной полицией. Нападение произошло, когда последние лодки роты «Бауэр» 82-го подразделения по разгону демонстраций миновали Шутовской мост.
Надувные лодки двигались медленно и неуклонно, петляя между горящими и гниющими бревнами, усеявшими речные воды. Лодки были связаны по три, и на носу ведущей сидел часовой с большим огнетушителем, готовый щедро полить пеной пятно горящей нефти, если то окажется на пути. Остальные бдили, взяв оружие наизготовку.
Устроившим засаду монахам не хватило времени, чтобы разработать согласованный план, но недостаток координации они возмещали огневой мощью. У головной тройки не было и шанса.
Когда первая тройка сцепленных лодок неслышно скользила к Рыцарскому мосту вдоль высоких стен Старого города, со стороны пристани к ним метнулась тонкая полоса иссиня-белого света. Энергетический веер продержался едва секунду, но за это время он успел скользнуть по плечам и шеям дюжины автоматчиков в головной лодке, разрубая их без малейшего усилия, и аккуратно располовинить чуть ниже пупка чародея-лоцмана. Туловище скользнуло назад, ухнув в реку, а колдовская сила, которую он перекачивал в свой посох, полыхнула рваным клубком молний, разрядившихся сквозь серебряную проволоку в броне, поджарив тем самым еще несколько солдат.
Три оставшихся связки двинулись к пристани, но две уцелевшие лодки из первой тройки беспомощно дрейфовали посреди реки, покуда солдаты торопливо вытряхивали из багажника складные весла. Прежде чем хоть одно коснулось воды, со стороны Рыцарского моста устремилась к ним, едва касаясь реки, лазерно-прямая синяя черта излучения.
От того места, где луч упирался в воду, волны мгновенно сгущались в стеклянистую массу, похожую на лед, однако теплую. Лодки оказались вмурованы в нее, и с нескольких сторон устремились в ним снаряды размером с крупный орех. Касаясь любой поверхности, они прилеплялись к ней и миг спустя лопались, извергая струи пламени настолько жаркого, что таяли пластиковые детали автоматов, вспыхивал кевлар, покрывавший доспехи солдат и загоралась живая плоть.
