посольства. На ходу он слегка прихрамывал – давала о себе знать изувеченная нога.
– У тебя в кабинете, Дамон, – пробормотал он, проходя мимо посла. – Сейчас же.
Четверо гвардейцев последовали за ним.
На протяжении нескончаемых секунд Дамон стоял недвижно, обуреваемый раздумьями. Потом взял себя в руки настолько, чтобы объявить негромко, но с особенной ясностью, так что услышал весь зал:
– Этот спор касается лишь Империи и Монастырей и между ними будет разрешен. Пусть он не испортит вам праздника.
Повинуясь взмаху его руки, оркестр заиграл веселенькую плясовую. Не глянув, станет ли кто-нибудь танцевать, Дамон двинулся вслед за патриархом.
Выходя из зала, он подал знак шестерым охранникам. Все шестеро – эзотерики, каждый – мастер боя, способный справиться с противником в доспехах. Дамон не питал иллюзий, что он сам или его посольство способны выдержать столкновение с военной мощью Империи, но он твердо решил, что и патриарх такого столкновения пережить не должен. Если дело не удастся решить миром, оно решится кровью.
5
Тоа-Сителл со вздохом опустил измученное тело в объятия массивного кресла за огромным исцарапанным письменным столом в посольском кабинете. Одной рукой патриарх растирал перебитое колено, другой придерживал рюмку лучшего тиннаранского бренди, которое нашел в ящике стола. Сделав щедрый глоток благоуханной жидкости, он глянул на Дамона и слегка склонил голову к плечу, что заменяло ему улыбку.
– Точно не присоединишься?
Исполняющий обязанности посла ответил ему немигающим взглядом.
Тоа-Сителл вздохнул.
– Да расслабься, Дамон. Извини, что устроил этот спектакль в зале. Это было всего лишь представление – байка, которая разойдется далеко за пределы Империи еще до выходных, как я и рассчитывал. А я тем временем отпущу твоих людей, и церковь выплатит любые репарации, какие только затребует Совет. Пойдет? Я оправдаю твоих подручных и представлю письменные извинения за нанесенные посольству обиды – с тем добавлением, что, окажись твои ребята взаправду кейнистами, их ждало бы то же имперское правосудие, что и любых врагов господних. Но это мелочи. Выпей со мной.
Дамон тяжело вздохнул, покачав головой, однако покорно шагнул к столу, вытащил бокал и плеснул себе на три пальца корского самогона из кактусов.
– Не могу предсказать, что ответит тебе Совет, – пробормотал он, – но для репараций мы всегда открыты. Братья хотят войны не больше, чем Империя.
Тоа-Сителл одобрительно кивнул, указав рюмкой на обстановку кабинета: дорогой гарнитур хрупкой резной мебели в том легком, воздушном стиле, что отличал последние работы мастеров Анханы.
– Вижу, ты так и не сменил мебель после Крила.
Дамон пожал плечами.
– Я всего лишь исполняющий обязанности посла. У меня нет полномочий что-то менять.
– М-м-м, да, тебе никто не доверяет, правда? Ни одна из фракций в Совете не в силах протолкнуть на этот пост своего прохиндея, так что ты остаешься на своем месте: единственный честный человек во всем дипломатическом корпусе Монастырей. – Тоа-Сителл фыркнул при одной мысли о честном после. – Я всегда тобой восхищался, знаешь?
Дружелюбный тон сделал свое дело: напряжение стекало с лица Дамона. Посол медленно опустился на обитую изумительно расшитой парчой кушетку. Он был все так же осторожен, но это можно стерпеть, если Дамон не наделает с перепугу глупостей – например, не прикажет тем монашкам наброситься на гвардейцев под дверями. В голове у патриарха промелькнуло, что облегчение в душе посла мешается с разочарованием: Дамон явно метил в благородные мученики.
– Честность – невеликая добродетель, – устало заметил Дамон, отхлебнув самогона. – Я говорю правду, потому что такова моя природа. Я не склонен ко лжи. Это как цвет моих волос или рост: не добро и не зло. Просто… так есть.
– М-м… поступай в согласии с собой, так? – пробормотал Тоа-Сителл. – Ты говоришь почти как кейнист.
Дамон хмыкнул и покачал головой.
– Я политикой не занимаюсь.
– Они, если им верить, тоже. Они у нас философы.
Дамон поджал губы.
– Лучше объясни, зачем ты явился. Вряд ли для того, чтобы обсудить тонкости кейнистской догмы.
– Вот тут ты ошибаешься, друг мой, – ответил Тоа-Сителл. Он осушил рюмку и, прежде чем продолжить, налил себе еще. – Завтра праздник Святого Берна. Через три месяца Успение, Дамон. Седьмой ежегодный праздник Успения, волею Ма’элКота.
Он поднял рюмку, оглянувшись на маленький элКотанский алтарик в углу кабинета, словно предлагая богу тост.
– Это будет важнейший день моего патриаршества. Есть среди наиболее легковерных Возлюбленных Детей такие, что верят, будто сам Ма’элКот вернется к нам в этот день.
Дамон кивнул.
– Слышал такую байку.
– Это всего лишь сказка, – продолжал Тоа-Сителл. – Возвышенный Ма’элКот не вернется во плоти. Он
