депрессии, психологические срывы или мысли о самоубийстве. И они ничего не могут сказать о том, были ли у нее враги, будь то в профессиональной или в частной жизни.
— М-м-м…
Взгляд Харри скользил дальше по лицам собравшихся. Женщина со взглядом лунатички и ребенком на руках…
— Что нужно этим людям?
На заднем плане: спина мужчины, покидающего место преступления. Дутая куртка, вязаная шапочка.
— Им нужен шок. Потрясение. Развлечение. Очищение…
— Маловероятно.
— И ты читаешь Джона Фанте. Тебе нравятся старые вещи? — Он кивнул на комнату, дом вообще. Он и имел в виду комнату, дом вообще. Но рассчитывал при этом, что она скажет что-нибудь про мужа, если тот действительно настолько старше ее, как предполагал Харри.
Она с интересом взглянула на него:
— Ты читал Фанте?
— Когда я был молод и увлекался Буковски, я читал его книги, но названия не помню. Я покупал их большей частью потому, что Чарльз Буковски — явный его фанат. — Он демонстративно взглянул на часы: — Ой, пора домой.
Кайя удивленно посмотрела сначала на него, а потом на его нетронутую кружку с кофе.
— Да все эта разница во времени… — улыбнулся Харри и встал. — Можем поговорить об этом, когда увидимся завтра.
— Ну конечно.
Харри похлопал себя по карманам:
— Да, вот еще — сигареты кончились. Тот блок «Кэмела», который я тебе отдал, чтобы не отобрали за превышение нормы…
— Подожди, — улыбнулась она.
Когда она вернулась с распечатанным блоком сигарет, Харри уже стоял в коридоре в куртке и сапогах.
— Спасибо, — сказал он. Вытащил одну пачку и открыл ее.
Когда они вышли на лестницу, она произнесла, прислонясь к дверному косяку:
— Можешь не отвечать, но у меня такое чувство, что это была какая-то проверка.
— Проверка? — переспросил Харри и закурил.
— Я не буду тебя спрашивать, в чем она состояла. Скажи только: я прошла проверку?
Харри коротко хохотнул:
— Да нет, я только из-за сигарет пришел. — Он пошел вниз по лестнице, помахивая блоком: — Значит, в семь ноль-ноль.
Харри запер дверь. Повернул выключатель и убедился в том, что электричество еще не вырубили. Снял пальто, вошел в гостиную, включил «Deep Purple» — это была его самая любимая группа в категории «довольно забавно, но все равно жутко здорово». «Speed King», Иэн Пэйс, ударник. Харри сел на диван, прижав кончики пальцев к вискам. Псы рвались с цепей. Они выли, хрипели, брызгали слюной, зубами вгрызались во внутренности. Если он спустит их на этот раз, пути назад уже не будет. На этот раз — нельзя. Потому что раньше всегда были достаточно веские причины, чтобы остановиться. Ракель, Олег, работа, может, даже отец. Теперь ничего из этого у него больше нет. Нельзя… Алкоголь — под запретом. Значит, нужно что-то альтернативное. Отключка, которую он может контролировать. Спасибо, Кайя. И ему не стыдно? Конечно же стыдно. Но гордость — это роскошь, которую можно себе позволить далеко не всегда.
Он сорвал целлофан с блока сигарет. Вынул пачку в самом низу. Почти не заметно, что она была распечатана. Таких женщин, как Кайя, никогда не останавливают на таможенном контроле. Он открыл пачку, вынул фольгу. Развернул и взглянул на коричневый комок. Втянул ноздрями сладкий запах.
И приступил к необходимым приготовлениям.
Харри испробовал всевозможные способы курения опиума, начиная с ритуалов в опиумных курильнях, по сложности не уступающих китайской чайной церемонии, включая разные виды курения с помощью трубки и, наконец, самый простой: поджечь комочек, приставить к нему соломинку и изо всех сил затянуться, пока наркотик в буквальном смысле слова превращается в дым. Способов много, но цель всегда одна: добиться того, чтобы активное вещество — будь то морфин, тебаин, кодеин или целый букет прочих химических друзей — попало в кровь. Метод Харри был прост. Примотать скотчем стальную ложку к краю стола, отщипнуть от комка кусочек размером не больше спичечной головки, положить в ложку и поднести под нее пламя зажигалки. Когда запахнет опиумом, подержать над ложкой обычный стакан и собрать дым. А потом сунуть в стакан трубочку — лучше такую, которая сгибается, — и затянуться. Харри отметил, что пальцы совсем не дрожат. В Гонконге он регулярно проверял степень своей зависимости и, можно сказать, был самым дисциплинированным торчком и алкашом из всех ему известных. Он мог заранее наметить себе порцию алкоголя и не выпивал больше ни глотка, даже если напивался в стельку. В Гонконге иногда не курил опиум неделю или две, ограничиваясь парой таблеток паральгина-форте: абстинентный синдром он, конечно, не снимал, но какое-то психологическое воздействие оказывал, поскольку Харри знал, что это лекарство содержит капельку морфина. Так что никакая это не зависимость. Ну, может, от алкоголя и есть малость, но от опиума — вряд ли. Хотя понятно, что критерии тут довольно размытые. Потому что едва Харри начал приматывать ложку скотчем к столу, как почувствовал, что псы успокоились. Поняли, что скоро получат свое.
И отстанут. До следующего раза.
Раскаленная зажигалка уже обжигала Харри пальцы. На столе лежали трубочки из «Макдоналдса».
Через минуту он сделал первую затяжку.
Подействовало сразу. Исчезли боли, даже те, о которых он и не подозревал. Вернулись ассоциации, зрительные образы. Сегодня ночью он сможет уснуть.
Бьёрну Холму не спалось.
Он пытался читать книгу Эскотта о короткой жизни и долгой смерти легенды кантри Хэнка Уильямса, слушал компакт-диск с записью концерта Люсинды Уильямс в Остине, считал техасских коров лонгхорнской породы — ничего не помогало.
Дилемма. В ней все дело. Проблема, у которой нет однозначно верного решения. Эксперт- криминалист Холм такие проблемы ненавидел.
Он свернулся калачиком на своем диване, который был для него коротковат. Диван приехал из Скрейи вместе с ним самим, собранием виниловых пластинок Элвиса, «Sex Pistols», «Jason & The Scorchers», тремя костюмами, сшитыми портным в Нашвилле, американской Библией и кухонной мебелью, пережившей три поколения Холмов. Но ему так и не удалось сосредоточиться.
Дилемма заключалась в том, что при осмотре веревки, на которой была повешена — или повесилась — Марит Ульсен, лишившаяся головы, он кое-что обнаружил. Может, из этого вовсе ничего не следует, но вопрос в другом — кому об этом сообщать, КРИПОС или Харри? Бьёрн Холм обнаружил на веревке крохотные ракушки, причем в тот момент он еще выполнял задание КРИПОС. И с биологом, изучающим подводный мир пресноводных водоемов в Биологическом институте при Университете Осло, тоже беседовал, когда был подотчетен КРИПОС. Но Беата Лённ передала его в распоряжение Харри прежде, чем он успел написать обо всем в рапорте, и завтра, когда он сядет за компьютер, рапорт придется адресовать Харри.
О'кей, в техническом плане дилеммы никакой нет, информация принадлежит КРИПОС. Предоставить ее кому-то еще значит проявить халатность. А чем он, если честно, обязан Харри Холе? От него ведь сплошные неприятности. Стиль работы у него своеобразный и довольно бесцеремонный. А уж когда Харри напьется, то становится просто опасен для жизни. Зато правильный мужик, когда трезвый. На него можно положиться, он не из тех, что потом напомнят — «you owe me».[41] Тот
