— Да любой на моем месте поступил бы так же! Я бросился в воду, из последних сил поплыл к проему и успел вырваться из сети, прежде чем верша вернулась на место. Через десять минут я уже выбирался на берег Сены как раз в том месте, где начали строить новый мост.
Оба надолго замолчали. Карл не мог прийти в себя после рассказа Пардальяна и как завороженный смотрел на своего спутника. Служанка задремала в уголке с веретеном в руках и тихонько похрапывала, а шевалье что-то небрежно насвистывал и все поглядывал в окно.
— Пожалуй, наш друг вот-вот появится! — заметил Пардальян. — Эй, красавица! — окликнул он служанку.
Та очнулась от дремоты, выбралась из угла и подошла к столу.
— Мы с приятелем собираемся прогуляться вечерком. Скажи-ка, каким путем нам лучше вернуться, мы не хотим никого беспокоить, а можем задержаться допоздна.
— Конечно, сударь; пройдите через конюшню, я заднюю дверь оставлю открытой. Потом со двора поднимитесь по деревянной лестнице на второй этаж.
Пардальян, видимо, уже успел сориентироваться на местности. Ему не понадобились долгие объяснения, он лишь кивнул головой, накинул плащ и вышел на улицу. Карл последовал за ним, и служанка закрыла дверь. Друзья оказались в узком, извилистом проулке. Они прошли метров десять, и тут шевалье обнаружил в глухой стене дома нишу.
— Подождем здесь, — вполголоса произнес Пардальян. — Думаю, он скоро выйдет.
— Кто «он»? — в недоумении спросил Карл.
— Неужели не узнали, монсеньор? Это же монах! Жак Клеман… тот человек, что был с нами в «Железном прессе».
— Тот самый человек, что поклялся отомстить…
— …отомстить Екатерине Медичи, поразив ее в самое сердце! Он поклялся убить любимого сына старой королевы — Генриха III. Что это вы побледнели, монсеньор?
— Пардальян, замыслы этого монаха отвратительны.
— Да что вы, монсеньор! Вы забыли, кто погубил вашего отца? Кто довел его до отчаяния, до безумия, подтолкнул к смерти? Три человека совершили это: королева-мать Екатерина Медичи, его брат герцог Анжуйский, теперешний король Франции, и, наконец, его светлость герцог Генрих де Гиз… Вы же хотели отомстить Генриху III? Случай позволил вам встретиться с Жаком Клеманом, с человеком, отмеченным роковой печатью судьбы! Он сделает за вас грязную работу, отомстив за Карла IX…
Пардальян говорил, а сам не отрывал глаз от лица собеседника.
— Вы во многом правы, — медленно произнес молодой герцог Ангулемский. — Я всегда был уверен, что мой дядюшка-король умрет не своей смертью. Ему воздастся за то зло, что он причинил многим и многим людям. Но если бы я мог вмешаться, я остановил бы Жака Клемана. Нет, Пардальян, мне претит сама мысль об убийстве.
— Итак, монсеньор, если бы вы могли, вы остановили бы руку с кинжалом, занесенную над головой короля Франции?
— Да, и я попытаюсь сделать это! — глухо ответил Карл.
Пардальян покачал головой и с улыбкой прошептал:
— Похоже, Гизу в ближайшее время не стать королем Франции…
— Что вы хотите сказать? — удивился юноша.
Но шевалье вместо ответа схватил его за руку и до боли сжал: дверь особняка отворилась. Из дома вышел монах в низко надвинутом на лицо капюшоне и медленно зашагал в их сторону.
— Я хотел сказать, монсеньор, — прошептал шевалье, — что от вас зависит в данный момент судьба не только Франции, но и всего христианского мира. Видите, сейчас монах поравняется с нами… Если вы дадите ему уйти, завтра ваш дядя король Генрих III будет заколот кинжалом и герцог де Гиз взойдет на французский престол… Монсеньор, сама судьба сейчас встретится с вами!.. Я вмешиваться не буду, останусь только свидетелем… Принимайте же решение, принц!
Пардальян прижался к стене и демонстративно скрестил руки на груди. Монах прошел мимо… Герцог Ангулемский встряхнул головой, словно отбрасывая ненужные сомнения, быстро шагнул вперед, положил руку на плечо монаха и произнес:
— Святой отец, позвольте поговорить с вами!
Монах остановился, поднял голову и довольно высокомерно, как человек, уверенный в покровительстве высших сил, заявил:
— Что вам угодно? Если вам нужен мой кошелек, сразу скажу, денег у меня нет и никогда не было. Если вам нужна моя жизнь, учтите, она не принадлежит ни мне, ни вам, а только Господу.
Пардальян, наблюдая за этой сценой, беззвучно прошептал:
— Король Франции может спать спокойно! Сын Мари Туше спас ему жизнь…
— Мне ни к чему ни ваш кошелек, ни ваша жизнь, — спокойно ответил герцог Ангулемский. — Прошу вас, уделите мне лишь несколько минут для беседы.
— Дайте дорогу! — резко ответил монах. — Пропустите, ибо сегодня ночью я буду разговаривать только с Господом.
Пардальян понял, что пора вмешаться. Он шагнул вперед и воскликнул беззаботно и весело:
— Что же это вы, господин Жак Клеман? Не хотите поболтать с добрыми друзьями?
Монах вздрогнул; на его бледном лице появился румянец, улыбка преобразила сурового Жака Клемана. Он протянул шевалье руку и с искренней радостью произнес:
— Господин Пардальян, неужели это вы?
— Конечно, я! А со мной — герцог Ангулемский…
— Какое совпадение! — прошептал монах. — Оба — жертвы Екатерины Медичи и царя Ирода… Вот кто возрадуется, когда кровь последнего из Валуа обагрит плиты святого собора! Господа, в ваших душах я найду поддержку, ибо ненависть питает ненависть, а мы ненавидим одинаково…
— Пошли! — без лишних слов пригласил монаха Пардальян. — Крестный ход крестным ходом, а стаканчик пропустить не помешает.
Жак Клеман кивнул головой в знак согласия, и все трое двинулись к маленькой харчевне. Входная дверь была уже закрыта, но служанка, как и обещала, не заперла конюшню. Они прошли во двор, поднялись на второй этаж по шаткой лесенке и оказались в комнате, что занимал Пардальян.
Через несколько минут они уже сидели за столом, при неверном свете коптящей свечи. Нашлись и несколько бутылок доброго вина, прекрасного божанси с берегов Луары.
Пардальян разлил вино и залпом выпил свой стакан. Жак Клеман лишь отведал немного и с неудовольствием покосился на бутылку — он привык пить воду… Однако бледное лицо монаха немного оживилось.
— Вино согревает сердце, — сказал он, — но более всего мне греет душу встреча с таким другом, как вы, шевалье де Пардальян. Знаете, в тяжелые минуты, когда отчаяние подступало ко мне, я всегда вспоминал о вас… Я помню вашу улыбку, помню, как вы утешали меня… Память моя не сохранила облика матери, и я никогда не видел отца. Но иногда я мечтал о том, что у меня есть старший брат, и представлял вас, шевалье! Помните тот день, когда я делал бумажные цветы у монастырской стены, а вы подошли ко мне и заговорили с несчастным ребенком?
— Конечно! Я ничего не забыл! — ответил Пардальян.
Прошлое снова вернулось к нему, и он почувствовал неизъяснимое волнение.
— Вы так просто, по-дружески побеседовали со мной, — продолжал Жак Клеман. — Потом мы снова встретились… в тот ужасный день… кровавый праздник святого Варфоломея в Париже… Вы проводили меня к могиле моей матери. С того дня ваш образ навеки остался запечатленным в моем сердце… А вы совсем не изменились; глаза у вас по-прежнему добрые, и лицо светится отвагой… кто раз вас увидел, уже не забудет… Поэтому я сразу узнал вас в таверне «Железный пресс», да и как я мог не узнать своего единственного друга?!
Жак Клеман горестно вздохнул:
— Сегодняшняя ночь — возможно, последняя в моей жизни! Роковой час близок! Поистине по воле Провидения увиделся я сегодня с человеком, что для меня дороже всех на свете… И надо же было судьбе свести нас с вами в такую минуту! Пардальян. сердце мое замирает, когда я думаю о той, которую так
