беседой:
— У нас дороги лучше, чем в России. И питание у нас лучше, чем в России.
— Вы были в России?
— Никогда не был. А ты кушал в наших чайханах?
— Нет.
— У нас все блюда… как сказать?., для мужской силы. Попробуй.
— Зачем мне здесь мужская сила? У меня жена — за четыре тысячи километров отсюда.
— С собой возьмешь. Или здесь используешь. У нас цивилизованный город. Бары, шлюхи на каждом шагу. У нас все есть!
— Шлюхи? Русские?
— Почему? Разные. Негритянки есть. Я один раз итальяночку отодрал. Я тебе говорю: мы нормальный город.
— И местные есть? Узбечки?
— Конечно! Знаешь, какие нежные!
— В шароварах? С золотыми зубами?
— В русских платьях. Нежные. Сходи в любой клуб. Тебе понравится.
В этих краях есть клубы! Отдам два пальца на левой ноге, чтобы услышать, какая музыка играет в клубах города Ташкента!
Мы припарковались на асфальтированном пустыре. Водитель сказал, что сейчас придет. Не было его долго. Вернувшись, он сказал, что менты, суки, обложили, ходить опасно, но он договорился: автобус ждет, я могу ехать.
— Ну так пошли?
— Какое, пошли! Деньги давай! Деньги!
— В смысле?
— Я заплатил за твое место в автобусе! Если бы менты увидели, что ты платишь, тебя бы сняли с автобуса! Давай! Давай! Скорее плати! Автобус уходит! Скорее!
Я вытащил из кармана пачку узбекских денег, и водитель долго отсчитывал свою долю. Быстро пересчитывая купюры, он пополам порвал одну, но не обратил на это внимания, бросил половинки на пол и стал считать дальше.
Потом я схватил рюкзак, и мы бегом добежали до автобуса. Таксист махал руками и кричал по- узбекски.
Я заскочил внутрь, и автобус сразу же тронулся. Пассажиры выдохнули: «Аллах акбар!»
Когда-то, в предыдущей жизни, наш междугородный автобус был американским школьным автобусом. Потом из него вынули все стекла, ободрали обшивку с кресел и украсили рекламными наклейками товаров, которые никогда не продавались в этих широтах.
Белых среди пассажиров не было. Были типы в тюбетейках, выглядящие так, будто их верблюд с привязанным пулеметом едет багажом, а хозяин, прикола ради, решил попутешествовать налегке. Все курили. Когда курить надоедало, они протягивали недокуренную сигарету соседям: «Хочешь?»
Свободное место обнаружилось только в самой дальней части салона. Я сел, засунул рюкзак под сиденье, закрыл глаза.
Какое-то время я просто сидел. Потом подумал, что пошли уже вторые сутки, как я не ел, вспомнил о печенье, купленном еще в Казахстане, достал рюкзак, порылся в нем, но печенья не нашел, оно пропало, и я убрал рюкзак обратно.
В рюкзаке лежало не просто много денег. В моем рюкзаке лежало больше денег, чем было у остальных пассажиров автобуса, вместе взятых.
Было жарко. В проходе между сиденьями стояли алюминиевые бидоны с жидкой грязью. Пассажиры засасывали немного жижи в пластиковые бутылки, пили и передавали соседям.
Я еще раз закрыл глаза. Ко мне тут же подошел юноша, который сказал, что мне пора заплатить за проезд.
— Я же уже платил.
— Когда?
— Я заплатил таксисту, который меня сюда посадил. Он сказал, что заплатил за дорогу сам.
Юноша сходил к водителю, посовещался с ним, вернулся, долго говорил узбекские слова, среди которых удалось разобрать «пидораса гнойная», а потом объяснил, что таксист не отдавал им ни единого узбекского сума и поэтому мне все-таки придется заплатить.
Иногда автобус останавливался и подбирал попутчиков. Сидячих мест давно не было. Новые пассажиры оставались стоять.
На одной остановке внутрь вошли плешивый горбун, узбекская женщина с нарядной маленькой девочкой на руках и военный в форме.
Честно сказать, я устал, как собака. Я хотел спать. Но я не мог видеть стоящую надо мной женщину с ребенком. Я встал и уступил ей место. Сидевшие вокруг мужчины посмотрели на меня с интересом.
Военный подмигнул мне, показал, что, как и у всех приличных азиатов, у него имеется полный рот золотых зубов, и спросил, откуда я. Сам он — прапорщик Узбекских ВС. Уволился и едет домой. Я сказал, что рад за него.
— Тебя как зовут? А меня — Абдула-Умар. Двойное имя, понимаешь?
— Очень приятно.
— Ты куда едешь?
— Во-он туда.
— И что там?
— Я думал, ты знаешь, что там.
Грохоча на выбоинах в дороге, завывая турецкими голосами в динамиках, воняя азиатскими папиросами и бараньим салом, автобус ехал вглубь пустыни Кызылкум, а я ехал внутри его.
Самарканд. (Время пребывания: 5 суток)
Я нанял Абдулу-Умара. До самого четверга я обзавелся Пятницей, и обошлось мне это меньше, чем в $10.
Мы болтали всю дорогу до Самарканда. Золотые зубы прапорщика блестели в темноте. К моменту, когда мы проехали горный перевал, называвшийся «Ворота Тимура», молодой и чернокожий Абдула-Умар предложил, чтобы сегодня я переночевал у него.
Я спросил, женат ли он.
— Да. Два раза.
— По очереди? Или одновременно?
— Сейчас у меня есть две жены.
— Жена… в смысле, две твои жены не будут возражать, что ты посреди ночи приволок домой чужого человека?
Абдула-Умар не понял, о чем я.
Мы вылезли на темной, неосвещенной улице Самарканда, пересели в такси, еще немного проехали, а потом долго шли в темноте вдоль бесконечного забора. Я не видел дороги, а она была неровная, и я спотыкался, не успевал за прапорщиком.
В горах, окружавших город, шла гроза. В полной тишине блестели изгибы молний, но ни дождя, ни грома не было. Это была очень необычная гроза.
Проснулся я в пустой комнате загородного дома Абдулы-Умара. Пол был в несколько слоев укрыт мохнатыми коврами. Кровати не было, и спал я на накиданных на пол подушках.
В туалете вместо туалетной бумаги висел узорный металлический кувшинчик. Инструкции не прилагалось. Как использовать кувшинчик, я не знал. Возможно, внутри кувшинчика жил старик Хоттабыч, и бумагу нужно было спрашивать у него.
Еще в комнате, прямо на коврах, валялись забытые женщинами прапорщика шароварчики. Я внимательно изучил, как они устроены.
Абдула-Умар принес в комнату низенький столик, ополоснул пиалы, сделал мне и себе чаю. Еще он
