На самом юге Африки лежит небольшое королевство Свазиленд. Помню, я ездил туда пару лет назад. Тамошний монарх Мсвати III ходит в точно такой же звериной шкуре, как и его подданные. Раз в три года все девственницы племени танцуют для него ритуальный танец. Гологрудые красотки трясут ягодицами и рычат, словно львицы. Танец длится от рассвета до заката, и выдерживают не все. Зато по результатам одну из девушек монарх принимает в гарем и тут же уводит к себе в тростниковую хижину. Приблизительно через сорок минут девушка выходит к зрителям и с довольной улыбкой демонстрирует окровавленную набедренную повязку.
Посмотреть на обряд съезжаются толпы туристов. Деньги, которые они платят за представление, являются в Свазиленде основной статьей национального дохода. Потом туристы разъезжаются по домам, твердо уверенные, что ничего, кроме таких вот каннибальских плясок, в истории Африки не было.
Хотя на самом-то деле было. Приблизительно полтора-два века назад воинственные племена южноафриканских кочевников перешли Лимпопо и обрушились на древнюю империю Мономотапа. Прежде это государство было одним из самых могущественных на планете. Весь юг современного Зимбабве до сих пор застроен каменными башнями, статуями божественных птиц и развалинами то ли храмов, то ли дворцов. Там и сегодня невозможно пройти даже сотни шагов, чтобы не наткнуться на сожженную крепость, каменное изваяние или гигантскую стену.
Фарфор обожествленным владыкам Мономотапа привозили из Китая. Благовония – из Индии. А прохладные дворцы и неприступные крепости они строили себе сами. Чтобы платить за все перечисленное, императорам было необходимо золото. Добыча его велась варварскими методами. В обрушивающихся шахтах гибло по несколько тысяч человек за раз. Императоры не обращали внимания. По их приказу раздробленные кости шахтеров сгребались в сторону и под землю отправлялись новые отряды рудокопов.
Переполошились императоры, только когда до них дошли слухи, что далеко на юге высадились странные люди с уродливой белой кожей. Португальцы считали негров людоедами, а негры считали людоедами как раз португальцев. Белые гнали на север дикие племена, и те обрушивались на владения Мономотапа.
Первыми границу империи прорвали зулусы. Они смели оборону одряхлевших владык, срыли пограничные крепости и засыпали золотоносные рудники.
Спустя пять лет вождь Цвангадаба атаковал и уничтожил пограничное княжество Ками. Голову князя его воины насадили на шест и выставили у себя в лагере. Вслед за этим отряды вождя Шангони разгромили древнее государство Иньянги.
Наконец, вожди племени свази прорвались в самое сердце империи и окружили резиденцию императора. Агония была недолгой. Последний наследник древних Мономотапов был сожжен живьем, а его дворцы и крепости сровнены с землей.
Заключительным аккордом было то, что в 1860 году кровожадный вождь Нксаба Мзила приказал своим воинам перебить все население покоренных земель. Южная Африка превратилась в пустыню.
А спустя двадцать лет после этого здесь появились европейцы. Местное население жило в тростниковых хижинах, вход в которые был украшен человеческими черепами. Разумеется, белые решили, что так здесь было всегда и культуру в Африку принесли именно они.
9
Представляя себе древнего человека, человек современный представляет не европейского дикаря. Это давно стало аксиомой. Однако современный дикарь дик совсем другой дикостью, нежели дикарь доисторический. Кочевники вечной мерзлоты, африканские негры и островитяне Тихого океана отстоят от древнего человека так же далеко, как я... или вы. «Древние» и «примитивные» племена стали такими, как сейчас, ПОЗЖЕ, нежели французы стали французами, а немцы немцами. И найти на Земле место, где люди живут так же, как десятки тысяч лет назад, невозможно.
К среде я долетел до Таити. Остров находится под протекторатом Франции, и при въезде тут следует предъявлять французскую визу.
Очередь на паспортный контроль двигалась медленно. Рядом со мной стояли американские и европейские туристы. Они были вежливые, выспавшиеся, веселые, аккуратно одетые. Наверное, какое-то время тому назад каждый из них сидел у себя дома и прикидывал: как бы поудачнее провести отпуск? А вот не съездить ли на теплые острова? Там, конечно, дорого, но зато комфортно и дело того стоит. Там, говорят, красиво – почему бы не съездить? Почему не посмотреть на эту красоту?
Каждый из них набрал номер телефона туроператора и услышал в трубке вежливый голос. Американцы заплатили за поездку какое-то количество американских денег, а европейцы – какое-то количество евро. Дальше все они путешествовали с комфортом. А я стоял в той же очереди, что и они, но был грязным, небритым, смертельно усталым. Почти две недели я из соображений экономии ночевал в комнатах, в которых по потолку стаями разгуливали ногастые насекомые и через щели в стенах можно было обмениваться с соседями рукопожатиями. Из крана в душе текла не вода, а черт знает что, а питался я в таких местах, о которых лучше никогда не слышать санитарным инспекторам. И все равно, деньги мои были на исходе.
Уже много лет я живу с ощущением, что все давно кончилось. К чему строить собственную вавилонскую башню, если с утренней зарей она обратится в ничто? Но, глядя по сторонам, я видел, что барабаны апокалипсиса стучат в ушах лишь у меня. Всем остальным на них наплевать. У чистых и улыбчивых людей, стоявших вместе со мной в очереди, все было отлично. Я разглядывал их и чувствовал себя Ноем. Приговор произнесен. Завтра на землю упадут первые капли дождя. Но нет ни единого желающего занять место в ковчеге.
Американцы и европейцы смеялись. Они отлично себя чувствовали. Жизнь даже после конца света вовсе не казалась им бессмысленной. Если окружить эту жизнь тысячей уютных мелочей, то люди смогут не обращать на апокалипсис никакого внимания. О каком ковчеге может идти речь, если отпуск только начался и в бокале нагревается мохито?
Офицер-пограничник полистал мой паспорт и задал дежурный вопрос:
– Чем вы собираетесь заниматься на Таити?
Я ответил честно:
– Не знаю. Может быть, просто умру.
4. Южная Сибирь
1
Говорят, в Тыве какие-то особенно благоприятные условия для выращивания наркотиков. Конопля вырастает здесь размером с дерево, а уж гашиш из нее получается такой, что спичечного коробка хватит убраться полку крепких мужчин. По крайней мере так уверяли местные. Гашиш предлагали в каждом населенном пункте, через который мы ехали. Говорили, что в Москве коробок такой пыли стоит под двести долларов, а у них всего тридцать. Я мотал головой и по сотому разу пытался объяснить, что гашиш не люблю, да и приехал вовсе не из Москвы.
Микроавтобус, на котором я ехал из Кызыла (тувинская столица), принадлежал маленькой золотодобывающей компании. За рулем сидел плохо говорящий по-русски тувинец. Молодой, рыжий, кривоногий. Во рту у него не хватало сразу нескольких передних зубов, а глаза были такие раскосые, что уголки налезали аж на виски. В салоне, кроме меня, был всего один русский мужчина. Он сказал, что я могу звать его Виталька.
Не исключено, что сперва у ребят был план зарезать меня где-нибудь на горном перевале и забрать вещички. Но в Кызыле я по собственной инициативе купил русскому большой баллон с пивом, и он убедился, что я славный малый. А насчет вещичек, сразу было видно, что ничего дорогостоящего с собой у меня нет. В общем, мы почти подружились.
Ехать предстояло через гигантские поля конопли. Никакой промышленности или чего-нибудь в этом роде тут никогда не существовало. Работы для тувинцев нет. Поэтому взрослое население занимается либо охотой, либо производством гашиша. Ну, или вот, как мой водитель, – частным извозом.
Гнал тувинец под сто сорок. Микроавтобус был японский, с правым рулем. На зеркале заднего вида в кабине был привешен целый иконостас буддийских погремушек. Водитель долго молчал, а потом спросил:
– Тебе старые вещи не нужны?
– Какие вещи?
