Она выпорхнула из спальни, как привидение, и крадучись прошла мимо дивана.
— Куда вы направляетесь? — задал вопрос Нейт.
— Не приближайтесь ко мне! — Элли пронзительно взвизгнула и отскочила, одной рукой прикрывая грудь. — Пытаетесь довести меня до сердечного приступа? — Она обернулась — Нейта на диване не было, он стоял у окна, вглядываясь в темноту ночи. — Почему вы не в постели?
Нейт пожал плечами.
— Не мог заснуть.
— Да, — ответила Элли, — я тоже.
— Простите, что напугал.
— Ничего страшного.
— А куда вы шли?
— На кухню. Думала, немного горячего какао пойдет на пользу.
Нейт глубокомысленно закивал, повернулся и зажег торшер. Свет заставил их прикрыть глаза.
— Ну, конечно, теперь, когда вы меня напугали и включили яркий свет, у меня вообще сна ни в одном глазу.
Все это было на совести Нейта, Элли страдала безвинно, по крайней мере, на уровне интеллекта это до него дошло. Но вот неуемные болевые ощущения в исконно мужской части тела, а также вдвое увеличившиеся размеры этой части были на совести его отца, честно.
Нейт открыл холодильник и вытащил пакет молока. Хмуро посмотрел, как Элли поглаживает грудь, инстинктивно стараясь нормализовать сердцебиение. И не то, чтобы на ней было французское, до безобразия открытое неглиже. И не то, чтобы пижама была слишком прозрачной или совсем просвечивающей. Нет, на девушке были просто домашние тренировочные брюки и не по размеру большая футболка. Ничто не спадало с плеч, линия выреза спереди как бы совершенно невзначай не открывала взору жизненно важное и животрепещущее. Ни намека на стриптиз.
Так почему же он испытывает такое безумное, такое непреодолимое желание колотить себя в грудь, чтобы загнать свое сердце в клетку?
Хорошо, хорошо, ясно, что лифчик под футболкой отсутствует. Грудь упругая, маленькие, как изюминки, соски немного приподнимают ткань. Великое дело, а то он сосков не видел! Ему же тридцать, а не пятнадцать.
— Мимо льете.
— Что? А, да, мимо. Не дадите ложку?
Нейт вытер пролившееся молоко и прицелился более тщательно.
— Готово. Теперь поставьте кружки в микроволновку, а я достану пакетики с какао.
— Нет у вас, случайно, пастилы?
— Вам всегда хочется пастилы в половине третьего ночи? Нет, к сожалению, нет. Скажите спасибо, что у меня оказался растворимый какао.
Микроволновка тренькнула, и Элли вынула кружки, высыпала какао из пакетиков и печально размешала.
— У меня сейчас большие затруднения с выражением благодарности.
— Да, мне знакомо это ощущение.
— Нет, боюсь вы все-таки не представляете, что значит предстать перед тридцатью шестью учениками предподросткового возраста из района старого города после бессонной ночи. Я потенциальный покойник.
Голова у Нейта резко дернулась вверх. Это не прошло мимо Элли, и она постаралась его успокоить:
— Фигурально выражаясь, конечно. Ребята знают, что любое применение физической силы грозит им переводом в муниципальную школу. Они просто изведут меня шутками.
Нейт отхлебнул немного какао и с грохотом поставил кружку на стол.
— Надо было бы послать с вами отца. Если бы он не связался с ремонтом этого электрического привода к мойке, вы спокойно спали бы сейчас в собственной постели. — А Нейт спокойно спал бы в своей, а не сидел бы здесь с женщиной и не пускал бы вожделенно слюни.
Элли оперла голову на руку и раздраженно взглянула на него.
— Вы считаете, что текущий экономический спад в стране тоже происходит по вине вашего отца? — В голосе зазвучала угроза. — И знаете, что? Вам требуется помощь. Хороший психотерапевт объяснил бы вам, почему, ответственность за все мировые проблемы вы переносите на плечи вашего отца. Он милый человек, которому вы совсем не безразличны. Он только пытался облегчить вам жизнь, а вы лишь брюзжите и перекладываете на него вину. Вам должно быть стыдно…
— Что? — Он чуть не опрокинул кружку с какао. — Я не обвиняю своего отца за несовершенство мира, ему достается от меня только за то, что сделал он сам. С трубами все было в полном порядке, пока он не влез под мойку вчера вечером. И если вы думаете по-другому, то это у вас с головой не в порядке, а не у меня. Вы просто наивны.
Элли широко раскрыла глаза от удивления.
— Наивна. Конечно. Я каждый день имею дело с публикой из старого города, и я наивна. Это просто потрясающе.
— Да, наивны. Может, вы и разумно себя ведете на улицах этого квартала, но совершенно не разбираетесь в людях. Вы попали в сети отцовского очарования, как ребенок в патоку. Вы не имеете ни малейшего представления, что значит общаться с ним изо дня в день, а соответственно, и не имеете права критиковать. У меня ангельское терпение, по крайней мере, было до сегодняшнего дня. Я вел себя, как дьявольски святой человек.
— Дьявольски святой? Нет ли здесь противоречия?
— Вы понимаете, что я имею в виду.
— Вам повезло с отцом. Вам бы моего папочку для сравнения.
Нейт моментально насторожился.
— Он не агрессивен? Никогда не занимался рукоприкладством или чем-нибудь в этом роде?
— Нет, никогда и пальцем не тронул. В сущности все окружающие его очень любят. Дьявол, и я его люблю. Просто после смерти мамы он и братья… ну, в общем, мне пришлось уехать на расстояние двух штатов, чтобы вздохнуть свободно.
— Вы хотите сказать, что они все время вмешивались в ваши дела?
— О господи, да.
Нейт откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и оценивающе на нее взглянул.
Элли старалась не отвести глаз, ей не хотелось быть первой, кто не выдержит безмолвной дуэли взглядов. Но поединок был коротким: оба прыснули со смеху.
— Что же нам с ними делать?
— Любить, я полагаю. — Элли пожала плечами.
— Да, — согласился Нейт, — любить.
Элли допила какао.
— Отлично. Довольно дню заботы его…
— Что? — Нейт ополоснул чашки над мойкой.
— Не помню дальше. Скорби по завтрашнему дню… Или уже по сегодняшнему… Оплакивание сегод…
Он громко рассмеялся.
— Вам придется освежить в памяти молитвы, если хотите выйти замуж и завести детей. Матери — великие специалисты по банальностям. Моя мать была абсолютным чемпионом.
— Из меня выйдет хорошая мать. Может, я и не помню слов, но смысл сводится к тому, что жить надо сегодняшним днем и проблемы сегодняшнего дня решать сегодня, а беспокоиться о завтрашних надо начинать, когда это завтра придет.
Нейт поставил чашки на сушку.
— Угадайте, который час? Почти три часа утра. Завтрашний день уже наступил, и, вне всяких сомнений, отец скоро появится, чтобы нанести очередной сокрушительный удар. Пора начинать
