затевает.»
И прильнув ухом к дверной филенке, он обратился в слух.
Другой голос, незнакомый, отвечал:
– Он заблудился в лабиринте коридоров и теперь бродит там.
– Клянусь рогами дьявола, – проворчал Пардальян, – это, без всякого сомнения, обо мне!
И добавил с грозной улыбкой:
– Ну, господин Эспиноза, если я отсюда когда-нибудь выберусь, вы дорого заплатите за ваше предательство!
По ту сторону двери Эспиноза продолжал тем отрывистым и повелительным тоном, который всегда был присущ великому инквизитору:
– Что солдаты?
– Пятьсот человек, все вооружены мушкетами, занимают эту часть дворца. Посты, в пятьдесят человек каждый, стерегут все выходы. Дозоры, от двадцати до пятидесяти человек, прочесывают коридоры во всех направлениях, обыскивают все комнаты. Если этот человек наткнется на какой-нибудь дозор или пост, мушкетный залп разнесет его на куски... Его гибель неотвратима – вы словно держите его на своей ладони, монсеньор! Сожмите пальцы – и человек раздавлен!
– Клянусь головой и брюхом, – прорычал разгневанный Пардальян, – это мы еще посмотрим!
В его мозгу словно блеснула молния, осветившая ясный, четкий, изумительно простой план: распахнуть дверь, ворваться внутрь, схватить Эспинозу, приставить кончик шпаги ему к горлу и сказать:
– Вы немедленно выведете меня из этой ловушки, а иначе, клянусь честью Пардальяна, я выпущу из вас кишки гораздо раньше, чем вы успеете меня раздавить!
Для него все это оказалось бы детской игрой, но чтобы выполнить задуманное, дверь не должна была быть заперта на ключ.
А так как претворение плана в жизнь у него следовало тотчас же за замыслом, он немедленно постарался бесшумно открыть ее.
– Клянусь потрохами дьявола, – бушевал Пардальян (к счастью про себя), – дверь заперта!.. Взломать ее?.. Можно, конечно! Но тогда дело не обойдется без шума, и вряд ли высокоблагородный испанец будет спокойно сидеть и дожидаться!
Тем временем Эспиноза отдавал приказания:
– Надо загнать его в камеру пыток, надо вынудить его зайти туда.
– Пытки! – содрогнулся Пардальян.
– Это легко сделать, монсеньор, – произнес незнакомый голос, – ведь этот человек вынужден идти теми путями, которые мы оставляем ему свободными. Сам того не подозревая, он придет туда, как если бы его вели за руку, и доверчиво сунет голову в петлю.
– Пытки! – повторил Пардальян, пылая негодованием. – Да, мысль достойная такого слащавого и вероломного служителя Господа, как Эспиноза. Но, клянусь Пилатом, он еще не поймал меня!
С этими словами он оперся плечом о дверь, напрягся что было мочи и уже собрался было подналечь изо всех сил – и ему едва удалось сдержать вопль радости и торжества.
Дверь, которая только что была заперта, вдруг отворилась. Распахнув ее настежь, шевалье ворвался в комнату.
Она была абсолютно пуста!
Пардальян с изумлением огляделся. Двери и окна тут отсутствовали, за исключением, разумеется, той дверцы, которой он сам сейчас воспользовался. Мебели не видно, стены голые – короче говоря, пустая, холодная и темная комната. И эта пустота, этот холод, мрак и внезапная тишина таили в себе нечто зловещее и грозное.
Тут Пардальян вспомнил, с какой легкостью дверь внизу так загадочно и так некстати закрылась за ним.
«Если и эта сейчас закроется сама собой, я погиб!» – подумал он и в тот же миг одним прыжком покинул комнату – гораздо быстрее, чем туда вошел.
Едва он опять очутился в вестибюле, как дверь, приведенная в движение невидимым механизмом, неслышно затворилась.
– Да, вовремя это я! – прошептал Пардальян, стирая со лба холодный пот.
Он слегка нажал на дверь, чтобы удостовериться, что не ошибся. Дверь и впрямь оказалась запертой; выглядела она достаточно прочной и могла выдержать любой приступ.
Он машинально огляделся и замер, ошеломленный: все вокруг стало неузнаваемым.
Винтовая лестница исчезла. Проем в полу, через который он сюда проник, более не существовал. Несколько секунд назад он видел три двери, сейчас их осталось лишь две: та, возле которой он все еще стоял, и та, которая находилась напротив теперь пропавшей неведомо куда лестницы.
Пардальян, всегда обладавший здравым умом, почувствовал, что близок к сумасшествию. Тщетно шевалье пытался взять себя в руки, он ощущал, как постепенно его охватывает ужас.
Добавьте к этому, что он был голоден и бродил по зданию дворца уже не один час, преследуемый и затравленный, переходя из коридора в коридор.
Конечно, Пардальян понимал, что над ним нависла смертельная опасность, но этого еще было недостаточно, чтобы повергнуть его в смятение. Самое страшное заключалось в том, что он не знал, откуда исходит угроза. Он обнаружил, что все вокруг напичкано скрытыми механизмами, и теперь барахтался среди
