Пардальяна, не протестуя, просто как выражение суровой правды, и отвечали ему с изящными поклонами:
– Мы охотно признаем, что вы поступили с нами весьма обходительно, – сказал Сен-Малин.
– Даже слишком обходительно, – добавил Шалабр, – ибо вы ничем не обязаны нам, сударь, хотя вам и было угодно высказать такую мысль.
– Что касается дальнейших столкновений с вами, сударь, я очень опасаюсь, что мы не сможем вам обещать, что избежим их, – сказал Монсери, сверкая белозубой улыбкой.
– Вернее, Монсери, скажи, что мы наверняка еще встретимся, – ведь мы же и приехали в Испанию с этой единственной целью.
Пардальян слушал очень внимательно, одобрительно кивая, и Сен-Малин, видя это, добавил:
– Поверьте, сударь, мы приложим все усилия, чтобы избавить вас от тяжелой необходимости убивать нас.
– К этому добавь, Сен-Малин, что если, по словам господина де Пардальяна, он станет отнимать у нас жизни с некоторым сожалением, то нам-то уж тем более будет крайне прискорбно потерять их, – заключил Монсери.
И они покатились со смеху.
– До свидания, господин де Пардальян!
– Оставляем поле боя за вами.
– До встречи, господа, – с прежней серьезностью ответил Пардальян.
Шалабр, Сен-Малин и Монсери обнялись и удалились, оглушительно хохоча и отпуская громкие шуточки, как то почиталось хорошим тоном у королевских фаворитов.
Пардальян, который стоял неподвижно, услышал жестокую шутку одного из охранников, судя по голосу – Монсери:
– Черт возьми! А жалкий, однако, был вид у храбрейшего из храбрых!
Больше шевалье уже ничего не слышал. Он издал печальный вздох, пожал плечами и взял дона Сезара под руку, увлекая его к трактиру:
– Пойдем поужинаем. По-моему, вы проголодались.
Глава 18
ДОН ХРИСТОФОР ЦЕНТУРИОН
Как легко себе представить, в трактире Пардальян застал страшную сумятицу. Сам трактирщик Мануэль, Хуана – его дочь, его служанки, короче – все-все сбежались на шум битвы и присутствовали при вышеописанной сцене. Окна соседних домов тоже как бы сами собой осторожно приоткрылись, дабы позволить их обитателям все видеть. Впрочем, надо отдать должное этим зевакам: никто из них и мысли не допустил о том, чтобы вмешаться – ни для того, чтобы прийти на выручку тем двоим, что держали на почтительном расстоянии четверых, ни для того, чтобы попытаться разнять их.
У Пардальяна и всегда-то был такой вид, что его бросались обслуживать, выказывая всяческое почтение, но в тот день он даже невольно улыбнулся, видя, с какой быстротой служанки трактира «Башня» во главе с самим хозяином кинулись предупреждать его малейшее желание.
– Дорогой хозяин, – сказал шевалье, – перед вами человек, который погибает от голода и жажды. Подавайте нам что вам будет угодно, но ради Бога, делайте это поскорее.
В одно мгновение стол в самом уютном уголке внутреннего дворика был накрыт скатертью и тотчас же уставлен разнообразными блюдами, долженствующими раздразнить аппетит: там были зеленые оливки, красный перец, различные маринады, колбасы и ломти холодной свинины – то бишь всяческие закуски, предназначенные для того, чтобы заморить червячка; закуски перемежались множеством бутылок самых разных форм, выстроенных как на парад; все это радовало глаз... особенно глаз человека, которому недавно случилось быть похороненным заживо и которому посему неоднократно приходила в голову мысль, что никогда более ему не будет суждено насладиться столь замечательным зрелищем.
Само собой разумеется, что хозяин тем временем, устремившись к своим печам, хлопотал возле них, не жалея сил, и вскоре из кухни прибыли: золотистый омлет, тушеные голуби, ребрышки ягненка, поджаренные на сухой виноградной лозе, а также некоторые мелочи, как то: разнообразные паштеты, ломти кабанины, жареная форель с лимонным соком. Но все это было лишь прелюдией к редчайшему блюду, к истинной изюминке пиршества, к гастрономической новинке, завезенной из Америки отцами-иезуитами, – к изумительному фаршированному индюку, жаренному на вертеле над сильным огнем.
Надо ли добавлять, что на столе появились еще и всевозможные компоты, желе, варенья, фруктовые пастилы, пирожки, а также множество разнообразных кремов, тортов, пирожных, вафельных трубочек и свежих и сушеных фруктов.
В то время как служанки хлопотали вокруг Пардальяна, он, не говоря ни слова, наполнил три кубка, жестом пригласил Сервантеса и дона Сезара подойти к нему, опорожнил единым духом свой кубок, вновь наполнил его, вторично опорожнил и, поставив его на стол, воскликнул:
– Ах, черт возьми, как хорошо!.. Это испанское вино греет душу, а я, клянусь честью, весьма в этом нуждался!
– В самом деле, – сказал Сервантес, который следил за ним с неослабным вниманием, – вы бледны, словно мертвец, и кажетесь взволнованным. Я не думаю, однако, что вас до такой степени поразил только что выдержанный вами бой... Тут, конечно, кроется что-то другое.
Пардальян вздрогнул и, пожав плечами, взглянул Сервантесу прямо в глаза.
– Садитесь, – сказал он, усаживаясь сам, – а вы вот сюда, дон Сезар.
Не заставляя себя просить дважды, Сервантес и дон Сезар заняли места, указанные им Пардальяном. Обращаясь к дону Сезару и намекая на его недавнее вмешательство, которое уберегло шевалье от кинжала Бюсси, Жан сказал:
