Эта игра продолжалась долгие часы, ведь теперь времени для шевалье не существовало.
Открылась дверь, и в помещение вошел монах. Он принес хлеб и кувшин с водой. Возможно, тюремщики боялись, что к Пардальяну вернется рассудок и он взбунтуется, потому что монах держал в руке хлыст.
Он не сделал никакого угрожающего жеста и даже не взглянул на узника. Однако его присутствия оказалось достаточно. Как только Пардальян заметил монаха, он испустил отчаянный крик и пополз в угол. Прижавшись к стене, несчастный, как ребенок, закрыл лицо руками и, заикаясь, пробормотал:
– Не бейте, о, не бейте меня!
Монах спокойно поставил хлеб и кувшин на пол и с любопытством посмотрел на узника. Затем он медленно поднял руку, в которой держал хлыст.
– Не надо! – раздался дикий вопль.
Рука монаха медленно опустилась, так и не нанеся удара. Он покачал головой, удивленно рассматривая безумца, и пробормотал:
– Бесполезно говорить ему, что я принес ему еду: он ничего не поймет. И бить его тоже не нужно: это безобидный младенец.
Монах ушел. Пардальян долго еще сидел в том же положении. Наконец он решился отнять от лица руки и, никого не увидев, приободрился. Шевалье снова стал играть со своей куклой.
В последующие два дня этот монах приходил дважды и дважды приносил ему еду. Оба раза эта ужасная сцена повторялась. Затем монах появился в сопровождении Эспинозы. Пардальян повел себя точно так же.
– Видите, монсеньор, – сказал тюремщик, – все время одно и то же. Пардальяна больше не существует. Теперь это слабый и боязливый ребенок. Наши средства, в том числе и мое зелье, хорошо подействовали: в нем осталось только одно чувство – страх. Его светлый разум померк. Его могучая сила уничтожена. Взгляните на него! Он даже не может стоять. Просто чудо, что он до сих пор жив!
– Я вижу, – спокойно ответил Эспиноза. – Я знал силу вашего яда, однако, признаться, опасался, что на этот раз он не подействует, поскольку этот человек от природы наделен невероятными качествами. Я поздравляю вас: вы изобрели нечто действительно замечательное!
В ответ на комплимент монах низко поклонился. Со скромностью ученого, который знает цену своему открытию, он сказал:
– Вы преувеличиваете мои заслуги, монсеньор. Огромную роль сыграли условия, в которых он жил, и, конечно же, ваши остроумные методы.
Во время этой беседы Пардальян, сидя в углу, стонал и всхлипывал. Казалось, великий инквизитор и ученый монах вовсе не замечали его.
– Я хочу ему кое-что сказать, – продолжал Эспиноза, – а для этого нужно, чтобы к нему на минуту вернулся рассудок.
– Меня об этом предупредили, – ответил со спокойной уверенностью монах, – и я принес с собой то, что необходимо. Несколько капель из этого пузырька – и к нему вернутся силы и разум. Однако, монсеньор, это снадобье действует только полчаса.
– Это даже больше, чем мне потребуется. Услышав этот ответ, монах подошел к узнику.
Пардальян лишь громче застонал. Он даже не сделал попытки отстраниться от этого страшного для него человека.
Монах взял несчастного за локоть и отвел его руку от лица. Пардальян не оказал при этом ни малейшего сопротивления. Затем лекарь поднес к его губам пузырек. Он как раз собирался вылить в рот узника часть жидкости, когда Эспиноза остановил его:
– Преподобный отец, не забудьте, что я останусь с заключенным наедине. Вы говорите, к нему вернутся силы, а я не хочу подвергнуться нападению. Я тоже не слаб, к тому же принес с собой кинжал, но, несмотря на это, я не хотел бы помериться силами с этим человеком. Великий инквизитор должен выйти живым из этого карцера: он должен выполнить свою задачу во имя нашей святой матери церкви.
– Не беспокойтесь, монсеньор, – почтительно ответил монах, – к заключенному на несколько минут и впрямь вернется его прежняя сила. Однако его рассудок прояснится только наполовину. Он будет словно в тумане. Ему и в голову не придет воспользоваться силой своих мускулов. По сути, он останется тем же, кем является сейчас: трусливым ребенком. Я вам ручаюсь за это.
И с этими словами монах влил в рот Пардальяна свой напиток. Затем он встал:
– Через пять минут, монсеньор, заключенный будет в состоянии понимать вас… более или менее.
– Хорошо. Идите. Не ждите меня и затворите за собой дверь.
Монах пару секунд постоял в нерешительности.
– А вы, монсеньор?
– Не беспокойтесь обо мне, – улыбнулся Эспиноза, – мне не нужна эта дверь, чтобы выйти из карцера.
Не настаивая больше, монах поклонился великому инквизитору и повиновался приказу. Он вышел. Замок со скрежетом закрылся. Эспиноза не обратил на этот звук никакого внимания. Он повернулся к Пардальяну, освещенному тусклым светом лампы, которую оставил на полу монах, и принялся внимательно наблюдать за действием снадобья. Это средство в самом деле было очень сильным, потому что узник менялся прямо на глазах. Сначала по его телу пробежала крупная дрожь. Затем Пардальян стал медленно распрямляться. Он перестал задыхаться, на его щеках появился румянец, в. глазах засветился огонек. Казалось, шевалье начал приходить в себя. Он встал с довольной улыбкой и потянулся. Затем узник оглянулся и вдруг заметил Эспинозу. Он вздрогнул и попятился назад, остановившись лишь у самой стены. Однако в этот раз он не прятал лица, не кричал и не стонал. Очевидно, что в его состояния1 произошло значительное улучшение.
И все же Пардальян смотрел на Эспинозу с нескрываемым беспокойством. Не отрывая взгляда от узника, великий инквизитор сделал два шага по направлению к нему. Несчастный начал оглядываться по
