сын собирал на улице пивные бутылки.
— Ты представляешь, сколько сейчас стоит квартира?
— А что? Если поговорить с капитаном и начать гонять пизженные машины... Я посчитал: за десять рейсов можно даже на двухкомнатную набрать. Не в центре, но нормальную. На первую тачку занять, а потом раскрутиться.
— Десять рейсов — это еще четыре аборта. О детях можешь забыть.
— Нет, абортов больше не будет. Я Светке так и сказал: сделай последний раз — и все! В следующий раз мы просто поженимся. К тому времени я уже заработаю.
Мы стояли на горбатой центральной площади Таллина. Готические теремки отбрасывали сочные тени. Шут выбирал подарки в дорогущих бутиках. Но, посчитав наличность, купил только футболку с ратушей и бутылку ликера «Vane Tallinn».
— А сколько твой америкос зарабатывает в своей газете?
— Не знаю. Он известный журналист.
— Хоть приблизительно?
— Думаю, что раз в пятьдесят больше меня.
— Ну сколько?
Я сказал сколько.
— В месяц? Ох ни хрена ж себе! Сука! То-то я гляжу, он такую дорогую гостиницу выбрал!
— За гостиницу платит его газета.
— Проституток ему тоже газета оплачивает? Такие бабки! И за что? Я за копейки здоровье гроблю, а он!.. Ты же знаешь, я не переношу морскую болезнь. Выходим в Атлантику — и пиздец! Там ведь качка настоящая, океанская. Представь? Это не автобус, до ближайшего порта — минимум месяц блевотины. А эта сука чиркнула статеечку и столько денег! Мне б половину такой цифры платили, я бы тоже проституток каждый день покупал!
Накануне мы ходили в модное диско «La Playa». Заведение показалось мне простеньким. Там Джейкоб купил себе проститутку — русскую девушку. Как известно, в Таллине все маленькое и аккуратное. Все, кроме зубов и ступней девушек-эстонок. Шут заходил к нам в номер, мял пальцы и даже в шутку ущипнул девушку за грудь. Но спать с ней категорически отказался.
Когда мы вернулись в город, он часто рассказывал об этом эпизоде. Если свежих слушателей не было, рассказывал даже мне. Со временем из рассказа стало совершенно не понятно, кто проститутке платил и кто именно с ней спал. Шут действительно верил в картину, которую рисовал. Ему казалось, что так же должны верить окружающие. Звоня по телефону, он вместо: «Привет! Как дела?», каждый раз орал: «Ты охуел? Ты почему дома?! Тут такое происходит! Блядь! Бери тачку и приезжай!» Я знал, что ничего ТАКОГО не происходит. Но знал-то это я, а не он.
Как я и предполагал, за автомат ему не заплатили. Эдик встречался с ним несколько раз и даже познакомил Шута с остальными компаньонами... просто о деньгах разговор как-то не заходил. Правда, когда из следующего рейса Шут привез еще один автомат, Эдик все-таки дал ему денег. Света хвасталась мне стопкой зеленых купюр. Когда стопка станет толще, они купят квартиру. У синюков жилплощадь можно выкупить за копейки. Об этом даже Эдуард рассказывал. В квартире будет хорошая мебель и дорогая техника. Света перечисляла: холодильник... плюшевый диван... музыкальный центр... кухонный комбайн...
Деньги, полученные за второй автомат, пришлось потратить почти целиком. Вместе с деловыми партнерами Шут ходил в сауну и пил виски в «Немо» на Гороховой. Потом возникла необходимость съездить в мотель-кемпинг «Ольгино». Оттуда Шута привезли в таком состоянии, что несколько дней он не мог оторвать голову от подушки. Мама даже хотела вызвать ему врача. Он сипел: «Не надо». Хочешь делать дела с такими людьми, как компаньоны? Смирись с издержками.
Мне было немного неудобно. Я постарался реже видеться с ним и компаньонами. В «Mad Wave» я встретил его впервые... ну, наверное, за десять месяцев.
— Вчера ездили в «Южную»! Убрались в говно! Жестко оттопыривались, жестко! Там такие телки!
Шут сидел на переднем сиденье машины и махал длинными руками. Эдик ворочал рычагом переключения передач. В три ночи Дворцовый мост ненадолго сводят. Нужно было успеть проскочить. Остальные ехали во второй машине сзади. Даже ночью город казался сухим и горячим, как рукопожатие тифозника. Когда мы проезжали Невский, я заметил, что на ступенях кафе «Север» сидит стайка разморенных роллеров. А ведь лет десять назад сюда могли ходить только спекулянты валютой, дорогие сутенеры и первые в стране наемные убийцы. Омни... э-э-э... флюрент... или флюэрент?.. не помню, как дальше.
— Можете не разуваться. Светка! Светик! Мы приехали!
Собственную квартиру он так и не купил. Зато поставил в квартире родителей металлическую дверь с замком «Цербер». Именно такие двери особенно любят взламывать нынешние квартирные воры. Компаньоны ввалились следом. Шут, брякая бутылками, возился у холодильника. Холодильник у него тоже был новый, двухкамерный.
У Светы была новая прическа. По дому она ходила в дорогом спортивном костюме. Увидев меня, она удивленно задрала брови. Сказала, что я хреново выгляжу, и ушла резать непременный сыр.
Я не люблю пить алкоголь дома. Давным-давно кто-то сказал при мне, что бытовое пьянство — кратчайший путь к алкоголизму. Фраза запомнилась. Я боюсь алкоголизма, как врывающиеся в еврейское местечко махновцы, наверное, боялись сифилиса. Компаньоны попадали в кресла. На столике стояли рюмки. В вазочках плавали соленые огурцы и маринованные грибочки. Они напоминали отходы при производстве обрезания. На большой тарелке лежала порубленная колбаса.
Рядом с Эдиком сидел невысокий Руслан. У него была плохая кожа вокруг рта и сзади на шее. Бывают такие вечно диатезные парни. Когда-то Руслан был боксером. Ни разу не видел его на ринге, но, наверное, он был хорошим бойцом. Как-то при мне он из положения «сидя на корточках» ударил в лицо парня, подошедшего взять плату за парковку. Руслан сел в машину и уехал. Парень не мог подняться еще минут десять.
Клуб, за который раньше выступал Руслан, купил ему квартиру в центре. Откуда он приехал в Петербург, я не спрашивал. И так было видно, что очень издалека. У него были слегка монголоидный нос, голая кожа на месте бровей и выдающиеся вперед острые скулы. Такие парни до старости выглядят, как хулиган- подросток со стеклянными глазами. Любитель бритвой отрезать лапки лягушкам и щипать девушек в присутствии их молодых людей.
Света принесла с кухни большую корзину с горкой мягкого хлеба. На экране телевизора кого-то со знанием дела били. Час был поздний. Работали только музыкальные и кабельные каналы. Компаньоны скинули ботинки и громко смеялись. Ногам положено дышать.
— С кем вы вчера ездили? Кореец был?
— Все были.
— Главное, я тебе говорю, это подход!
— А Кореец был?
— Вся банда была.
— Парня развести... как сказать?.. тут подход нужен.
— Ты лучше расскажи, Борман, как девочку двенадцатилетнюю трахал.
— Отвали!
— Стесняешься, что ли? А трахать не стеснялся?
— Отвали!
— Помнишь, как она плакала: «Дя-а-адинька! Нина-адо!» Помнишь?
Борман улыбался.
— Откуда ты знаешь, что она плакала? Ты же накубатурился и заснул. Да и не плакала она. Вообще не плакала. Взяла денежку и спасибо сказала.
При мне никто не называл Бормана по имени. Он был ближайшим приятелем Эдика. У него были вечно черные пальцы. На ногтях виднелись большие продольные трещины. Пару раз я видел его в тренажерном зале. Оказалось, Борман весь изукрашен старыми зелеными татуировками. Такие узоры накалывают в тюрьме, растопив на спичке подошву кирзового сапога.
