ему фотографии.
Арман уставился на них, явно не желая брать в руки.
– Они не причинят вам вреда. Возьмите.
Он медленно выпрямился и сел, скрестив ноги, прямо напротив нее. Затем вытер руки о панталоны и потянулся за фотографиями. Одну за другой он рассматривал их, и лицо его каменело с каждым новым снимком. Просмотрев их все до конца, он начал проглядывать снова.
– Ну что? Припоминаете что-нибудь? – спросила Хоуп, и голос выдал ее волнение.
– Да. Теперь я все вспомнил.
– Отлично! – Хоуп выжидательно наклонилась вперед. – Кто эти люди? Что им было надо? Кто из них напал на вас?
Длинный палец указал на человека в высоких сапогах и подбитом мехом плаще на плечах.
– Это – охотник-траппер, но он больше жил в Гранд-Портидже, чем в лесах. Его звали Франсуа Турбэ. Вот этот, – он показал на фигуру с вытянутым лицом рядом с Турбэ, – этот работал у отца Фейт и шпионил за мной. Он был заурядной личностью. Его звали Жак Пийон. А вот он… – Арман показал на человека, стоявшего несколько поодаль, – это самый жестокий человек из всех, кого я когда-либо встречал. Его имя Анри Удон, и он постоянно стравливал всех вокруг, чтобы заставить подраться. Он всех ненавидел. Всех, кроме капитана Тревора. И иногда мне кажется, что он лишь терпел капитана, так как Анри нужно было его расположение, а иначе его бы вышвырнули с территории.
– Кто из них убил вас?
Он снова посмотрел на фотографии, аккуратно разложил их на покрывале, затем принялся раскладывать по порядку, как ранее это делала Хоуп.
– Само убийство тут не изображено, – пробормотал Арман, словно обращаясь к самому себе. Затем он уставился на скалу, и мысли его, вероятно, обратились к той ужасной сцене – Я был таким нетерпеливым. Я приехал в Порт-Гурон, переодевшись торговцем, скупающим меха, потому что солдат французской армии тут не очень жаловали. В Порт-Гуроне я нанял Жака Пийона, чтобы он проводил меня к моему брату в Форт-Франсес – последнее место, где его видели. Мы остановились в Гранд-Портидже, но выяснили, что на этой территории племя оджибве вело войну с другим племенем. Жак нанял двух человек: они лучше знали, как перемещаться в этих краях по суше. Вместо того чтобы плыть по Пиджен-Ривер[8] до самого Форт-Франсеса, нам пришлось увертываться от враждующих племен, проходя по суше большой круг. В результате мы, считай, вернулись на прежнее место. Оказавшись к югу от Гранд-Портиджа, укрылись на островке, так что враждебно настроенным индейским племенам было не так- то легко добраться до нас. Здесь я зарыл мой латунный сундучок и переоделся в военную форму, ведь теперь мы были уже на территории, которую контролировала Франция. Сундучок оказался слишком тяжел, и нести его было чересчур обременительно, да к тому же я не доверял моим спутникам. В том сундучке хранился мой дневник и миниатюра с изображением Фейт. – На мгновение он прикрыл глаза, а когда снова открыл их, Хоуп прочитала в них такую тоску, что у нее дрогнуло сердце. – Я пытался уговорить моего брата вернуться домой и возглавить дело семьи, как велел ему долг, но он отказался. Наконец я уступил, и мы вернулись назад тем же путем, что и пришли туда. Когда мы добрались до этого островка, остальные разбили лагерь внизу, а я поднялся сюда. Я готов был выкопать сундучок, когда они напали на меня.
Хоуп нахмурилась.
– А зачем им был нужен этот сундучок? На мой взгляд, там не содержалось ничего ценного.
Он продолжал говорить, словно она и не сказала ничего:
– Я носил ключ всегда при себе. Это был большой ключ из слоновой кости, оплетенный латунью. Сундучок представлял для меня настоящее сокровище, потому что в нем я хранил мой свадебный подарок для Фейт. Я собирался подарить его ей, когда мы добрались бы до корабля и капитан обвенчал бы нас. – Лицо его затуманилось от горьких воспоминаний, хлынувших из прошлого. – В ней была вся моя жизнь, моя любовь. Все на свете.
Хоуп почувствовала ком в горле, когда увидела, что красивый мужчина, сидящий перед ней, тихо плачет и слезы текут и текут по его щекам.
– Фейт была для меня всем, – прошептал он. – Свет солнца исчезал, если ее не было рядом. – Надеясь снова обрести ее, он не смог оставить землю, когда пришел его час.
Хоуп прокашлялась.
– А на что им была нужна миниатюра Фейт?
Арман посмотрел на нее, словно увидев в первый раз с тех пор, как начал говорить. Затем он улыбнулся, и эта улыбка, горькая и ласковая одновременно, тронула ее сердце.
– Не портрет. Им нужен был мой дневник, так как им было известно, что сведения, содержавшиеся в нем, могли оказаться опасными и для отца Фейт, и для них самих. Не все было в порядке в факториях, которыми пользовались скупщики меха. Они обманывали Францию, но надували также и Англию. И они знали, что я, возможно, написал обо всем этом.
– Так, выходит, это и было мотивом для убийства вас? – Хоуп наклонилась вперед и дотронулась до руки Армана, словно желая, чтобы он продолжал говорить.
– Oui. И это, и то, что им каким-то образом стало известно, что мы с Фейт решили уехать через четыре дня, когда я добрался бы до Порт-Гурона. – Его лицо исказилось от боли. – Но как им стало все известно? Никто ведь не знал об этом – только мы с Фейт, да проводник, который должен был помочь нам переправиться через озера и реки.
– Возможно, этот проводник испугался. Возможно, он пришел с этим к капитану.
– Нет, – ответил Арман убежденным тоном. – Он так же сильно хотел поскорее убраться отсюда, как и мы. Его жена была в положении и дожидалась его в Нью-Йорке. Они собирались открыть вместе булочную. Он был так взволнован, так счастлив, что покидает дикие места и возвращается к цивилизации – если можно назвать этим словом грязные улочки Нью-Йорка.
Хоуп припомнила свой недавний визит в Нью-Йорк. Если бы только Арман мог увидеть город сейчас!
