поэты, первые подпольные валютные миллионеры, драгдилеры, менты в штатском, рок-звезды, толпы художников, гомосексуалисты-проституты и, разумеется, огромное количество сумасшедших.
Каждое утро молодого Бориса Гребенщикова начиналось с чашки кофе в «Сайгоне». Постоянным посетителем «Сайгона» был и пианист Сергей Курёхин.
В середине 1980-х Курёхин по утрам играл на рояле во время соревнований по художественной гимнастике, а вечерами болтался по букинистическим салонам на Литейном проспекте и ведрами пил кофе в кафе «Сайгон».
Рядом точно такую же жизнь вело огромное количество таких же, как он: тощих, прыщавых, нелепо одетых и жутко талантливых. Все они были со странностями, но Курёхин – особенно. Чего стоили одни его музыкальные вкусы! Можете поверить? Этот парень любил не Rolling Stones и не Led Zeppelin, а авангардный джаз. Ну не оригинал ли?
Он пил вино с Гребенщиковым, пил вино с Тимуром Новиковым, хлопотал за парня… не, бля буду, жутко талантливого парня-саксофониста из Омска… слушал треки лондонских джазменов, ночевал в мастерских у знакомых художников, пил вино с Гребенщиковым, пил вино с Тимуром Новиковым…
Так шли годы. Он завоевал репутацию лучшего в стране джазового пианиста. Для одного английского лейбла он записал сольный джазовый альбом. Когда запись была прослушана на Западе, специалисты просто не поверили. Решили, будто трек проигран в ускоренном режиме, ведь играть с такой скоростью и при этом столь технично – выше сил человеческих.
Среди знатоков альбом стал сенсацией. Но – только среди английских знатоков. В России Курёхина по- прежнему никто не воспринимал всерьез. Джазмены считали его рок-музыкантом, рок-музыканты считали его джазменом, а классические музыканты считали его козлом.
Он чувствовал себя номером один. Он и был номером один. А окружающие похлопывали его по плечу и говорили: «Да, старик, забавно это у тебя получается».
Курёхин пробовал играть с сайгонскими приятелями. С группой «Аквариум» он записал целых четыре альбома. При этом каждая собака в СССР знала, что такое «Аквариум», но кто хотя бы слышал об улыбчивом парне по фамилии Курёхин?
Работа с «Аквариумом» обернулась криками и скандалом. В этой группе было место только для одного лидера. Гребенщиков был обижен: он дал шанс никому не известному самородку поработать с раскрученным брендом, и где благодарность? Курёхин тоже был недоволен: он пытался превратить «Аквариум» в нормальный музыкальный коллектив, и чем ему ответили?
Они перестали общаться. Потом, после того как Курёхин умер, Гребенщиков сказал о нем много теплых слов. Но сперва они лишь за глаза поливали друг друга грязью и в интервью называли друг друга мудаками.
Этот экспириенс был для Курёхина важен. Он понял: делать как лучше не стоит. Стоит делать так, как лучше для тебя. И он стал делать именно так. Но это было позже. А пока он и молодой Боб Гребенщиков просто пили кофе в кафе «Сайгон».
Забитый народом перекресток. Протиснуться, войти в деревянные двери. Слева – барная стойка со старой рычащей кофеваркой. Чуть дальше – ступенька вниз и длинный зал с круглыми столиками. Пахнет сыростью и дешевыми сигаретами. Народу много, и говорят все одновременно. Мычат пьяные. С самого утра смертельно пьяные легенды городской культуры.
Договаривались встретиться в шесть. Пили кофе. Потом пили алкоголь. Потом пили все, что удалось найти. Иногда доедали с оставленных на столе чужих тарелок. Знакомились с девицами. Целовались со знакомыми девицами. Пьяными пальцами хватали за бюст незнакомых девиц. Читали стихи. Ругали тех, кто читает стихи рядом, смеялись над теми, кто не понимает наших стихов, и отказывались понимать стихи соседей.
Собственно за этим сюда и ходили. Девушек в «Сайгоне» было огромное количество. Девушки были симпатичные… девушки были разные. Были провинциалки только что с Московского вокзала. А были барышни, состоящие в интимной переписке с философом Мартином Хайдеггером.
Так проходили десятилетия. Так проходила жизнь.
«Сайгон» был полон странными типами. Самым странным из всех был 90-летний аристократ Олег Михайлович Сумароков.
Родословное древо Олега Михайловича корнями упиралось в шведского конунга Рюрика. До революции его предки славились чудачествами и щедрой благотворительностью. Олег Михайлович прославился приблизительно тем же.
Внешне он был типичный советский пенсионер. Этакий добрый дедушка. Поношенное пальто. Седые вихры. Но под пальто его сердце билось в ритме хэви-металл.
Как-то Сумароков должен был выступать на очень официальном мероприятии (что-то о модной тогда молодежной культуре). Телекамеры. Отечественные академики. Иностранные инвесторы. Чиновники в строгих костюмах. Сумароков пришел тоже в строгом костюме. Сказал прочувствованную речь. Развернулся, чтобы сесть на место, и зал замер. Брюки сзади у выступавшего были разорваны пополам и не могли скрыть ни единого сантиметра его старческих ягодиц.
Он был первым в стране культуристом. Особых успехов не достиг, но штанги тягал до старости. При этом беспробудно пил. Допивался до того, что зимой, со шваброй наперевес босиком выбегал на улицу и принимал бой с армией видимых только ему гигантских крыс.
Еще в 1960-х Сумароков организовывал радикальные акции по защите памятников старины. Такие, знаете, в стиле сегодняшних «гринписовцев». Потом занимался парашютным спортом и вроде бы даже имел по этому поводу почетный парашютистский значок.
Под конец жизни он стал протестантским пастором. Правда ненадолго. Из церкви его тоже изгнали. Вместо проповедей Олег Михайлович приглашал к амвону знакомых панк-рокеров, и прихожане в ужасе затыкали уши ладонями.
Сумароков первым из деятелей андеграунда стал говорить с властью на ее языке. В пухлом своде причудливых советских законов он нашел несколько годных по смыслу и, потрясая ими, начал ходить по райкомам и исполкомам.
Когда ему отказывали, он не шел молча напиваться, а подавал апелляцию. Он обзавелся печатями. И он добился своего. В 1987 году под обустройство молодежного клуба Сумарокову было передано громадное здание в самом центре города. Прямо напротив офиса КГБ и в двух шагах от АССЫ Тимура Новикова.
Галерея Тимура Новикова была первым ленинградским сквотом. Но она была совсем небольшой – частный клуб для приятной публики. А Сумароков прямо под окнами КГБ основал громадную коммуну. Сквот получил название «Клуб НЧ/ВЧ». Олег Михайлович был фанатом группы AC/DC – отсюда и название. В рушащемся неотапливаемом здании жили сотни людей: джанки, первые кришнаиты, авангардные фотографы, рок-звезды, которые не умели играть на своих инструментах, безумные художники-мультипликаторы и толпы просто гребнястых подонков. Здесь же обосновался и первый русский панк Андрей Панов, больше известный под кличкой Свинья.
Панов стал легендой почти сразу. По городу ползли слухи: Свинья ходит по Невскому проспекту в женском нижнем белье… Свинья прямо на квартирном концерте убил человека…
Самый известный сюжет был связан с фекалиями. Детали могли различаться, но вкратце суть такова.
Свинья шел по улице и захотел в туалет. А туалета поблизости не оказалось. Тогда он просто расстегнул брюки и сел на корточки. Прохожие отворачивались и краснели. Девушки замирали с круглыми глазами, а потом со всех ног бежали прочь.
К распоясавшемуся хулигану, играя желваками, подошел милиционер:
– Какаем? На улице? Непорядок! Будем оформлять статью за хулиганство.
Панк удивился:
– Вам не нравится, что я какаю? Так я уберу!
Он сгреб фекалии в ладони и отнес в урну. А милиционер грохнулся в обморок.
Свинья умер еще до того, как ему исполнилось сорок. Последние несколько лет он не трезвел вообще ни на мгновение. При этом родился он в милой еврейской семье и всю жизнь прожил с любимой мамой.
Отец Свиньи был ведущим танцором Кировского театра. Сегодня он возглавляет Бостонский балет в
