Ордой.
При следующем князе Витовте Русь стала наиболее могучей державой Восточной Европы. От тяжелой поступи его воинов в ужасе ежились соседи. Родственные связи Витовта опутали окрестные державы так, что не продохнешь. Его брат стал королем Польши, его внук правил Москвой. Крымский хан смог занять престол лишь с разрешения Витовта, а магистры прибалтийских рыцарских орденов, как мальчишки, галдели, приглашая грозного владыку погостить в их резиденциях.
Над западной частью Золотой Орды Витовт установил тяжкое русское иго и требовал от степняков регулярной уплаты дани. Когда хан Темир-Кутлук присылал к нему послов с предложением разделить сферы влияния и никогда больше не вмешиваться в дела друг друга, князь лишь рассмеялся в ответ:
– Бог покорил мне все земли и твою покорит! Назовись моим сыном, поклонись мне, как отцу, плати мне ежегодную дань, а не захочешь быть сыном, станешь рабом, и вся твоя Орда будет предана мечу!
Финальным аккордом стало то, что сам император Священной Римской империи Сигизмунд предложил короновать князя Витовта королевской короной. «Князь» – это ведь очень скромный титул. Не сильно отличающийся от титула племенного вождя. А «король» – это уже серьезно. В свое время королевскую корону из рук императоров получили правители Польши, Венгрии, Чехии. Теперь пришло время короновать и государя всея Руси.
Торжества по поводу предстоящей коронации проходили в 1428-м в Луцкой крепости. Император Сигизмунд лично прибыл во владения Витовта и был поражен роскошью, царившей при дворе русского князя. Пиры продолжались почти две недели подряд, и казалось, будто процветанию возрожденного русского государства не может помешать ничто.
Но это так только казалось.
Из Юрьева-Польского я уехал в Суздаль и там остановился в дико дорогом отеле, расположенном прямо в православном Покровском монастыре. Номера тут назывались «кельями», ресторан – «трапезной», секьюрити носил бедж «стрелец», а во дворике лузгали семечки реальные монахини.
Курить я каждый раз выходил за монастырские ворота. Не из уважения к святой обители, а просто чтобы прогуляться. Ничего святого в Покровском монастыре никогда не было: с самого основания монастырь использовался исключительно как женская тюрьма. Сюда ссылали нелюбимых царских жен, а также надоевших любовниц. Некоторые постригались в монахини добровольно, и взамен им обеспечивали сносные условия жизни. Кое-кто из дамочек обзаводился в монастыре даже чем-то вроде собственного штата фрейлин и паройтройкой молодых любовников. Некоторые пострижению отчаянно сопротивлялись, и вот уж их гноили в монастырских карцерах по полной.
Самая известная узница русской Бастилии – это Соломония Сабурова – жена московского князя Василия Третьего. Эта роскошная русоволосая красавица была выбрана в царские жены на самом первом русском конкурсе красоты. Специальные дьяки провели кастинг и из пятисот конкурсанток определили десять финалисток, а уже среди них Василий приглядел себе суженую.
Говорят, Соломония была диво как хороша. Высокая грудь, пушистые реснички, коса до попы. Правда, с годами высокой грудь быть перестала, а попа раздалась так, что ее было не скрыть никакой косой. И вот тут начались проблемы. Годы шли, но Василий был вполне еще крепкий мужчина, а государыня поседела, располнела, да и вообще. Короче, от жены князь решил избавиться. Тем более что недавно его познакомили с очень игриво настроенной Еленой Глинской. Той было всего тринадцать, но взгляд девушки обещал такое… такое… в общем, судьба Сабуровой была решена.
Пострижение Соломонии превратилось в сплошной скандал. Вместо того чтобы послушно исполнить мужнюю волю, княгиня орала, спорила и громко причитала. Дошло до того, что надзиравшему за обрядом чиновнику пришлось ради восстановления порядка плеткой ударить бывшую княгиню по лицу. Но даже после этого она сорвала с головы монашеский головной убор и принялась топтать его ногами. С грехом пополам Соломонию доподстригли и увезли в Суздаль. И там она (по слухам) родила ребеночка, вроде бы окрещенного именем Георгий, который вроде бы тут же и помер, хотя, по иным версиям, не помер, а совсем наоборот, вырос и всем отомстил.
В 1934-м гробницу Соломонии вскрыли. В ногах инокини было обнаружено крошечное детское захоронение, в котором лежала деревянная кукла в роскошных царских распашонках, шитых жемчугами и золотой нитью. Что это означает, до сих пор непонятно. То ли Соломония инсценировала роды, чтобы запугать бывшего мужа, а потом сделала вид, будто ребенок умер. То ли ребенок все-таки был, и его удалось спрятать у надежных людей, а в могилу вместо него положили чучело. Короче, сплошные загадки.
Распашонка до сих пор хранится в суздальском музее. На второй день жизни в монастыре я не поленился, сходил на нее посмотреть. Ну да, маленькая детская рубашечка. Которую надели не на ребенка, а на деревянный манекен. Женщины-экскурсоводы любят рассказывать, что на самом деле сын Соломонии выжил и, когда вырос, стал разбойником Кудеяром, о котором в знаменитой песне поется, что «Кудеяр- атаман пролил немало крови христиан». Пятьсот лет назад этот разбойник и пират, будто Робин Гуд, грабил по берегам Волги все, что движется, а золото, как капитан Флинт, закапывал в пещерах. Об этих кладах тут помнят и до сих пор. Вооруженные металлоискателями чудаки все еще не теряют надежды их отыскать.
– А почему Иван Грозный не трогал Кудеяра? – хитро щурясь, задают вопрос суздальские экскурсоводы. – Ведь мог выловить его шайку за неделю, но не выловил. Почему?
– Да, – киваю головой я. – Почему не выловил?
– Да потому, что Кудеяр был его сводным братом. Грозный, который вырос без отца и без матери, берег его, ведь Кудеяр, он же царевич Георгий, был его единственным родственником, понимаете?
– Понимаю, – говорю я. Через окно музея мне видно, как перед входом в собор выстраивается очередь из желающих поклониться чудотворным мощам старицы Соломонии Сабуровой. Говорят, это помогает тем, кто желал бы исцелиться от бесплодия.
Восток Европы – это дремучие леса и бесконечные степи. Два совершенно разных мира, объединенных двумя совершенно разными династиями. Монгольский род объединил племена Степи – так возникла Золотая Орда. Литовская династия объединила тех, кто жил в лесах, – так было восстановлено Русское государство. Дальше эти два мира существовали каждый сам по себе. Почти не соприкасаясь и мало друг другом интересуясь. Что русскому хорошо, то степняку смерть – и наоборот.
Да, чуть не забыл. Еще между двумя этими грозными государствами существовало что-то вроде санитарного кордона. И не лес, и не Степь, и не Русь, и не Орда. Буферная зона: земли, на которых специально сохраненные монголами Рюриковичи правили финно-угорскими племенами. Теперь эти земли чаще именовали не «Залесье», а «Московия».
Со времени Батыева вторжения прошло уже почти триста лет. Первым князем крошечной деревянной Москвы стал младший сын Александра Невского. После него тут правили четыре Ивана, три Василия, один Семен и один Дмитрий. Самостоятельными владыками никто из них себя не считал. Ясно было, что земли эти – приложение к чему-то большему. Споры возникали лишь насчет того, к чему.
Каждая из великих держав того времени считала, будто дань Московия должна платить ей. Правители Золотой Орды говорили о том, что именно с разрешения «доброго хана Батыя» баскаки из рода Александра Невского подчинили тамошние племена, да и где бы все они были, если бы степняки постоянно не помогали бы им своей конницей? Русские князья только пожимали плечами: мало ли чего там наразрешал давно забытый всеми Батый! В Московии живут говорящие по-русски православные, а значит, эти земли должны принадлежать нам. Да, это очень странные православные, и русский язык у них такой, что без переводчика и не поймешь, но какая разница?
И все то время, пока Русь спорила с Ордой, московские князья копили силы, миллиметр за миллиметром присоединяли землицы, покупали союзников, уничтожали конкурентов.
Они выжидали.
А потом подходящий момент, наконец, настал.
Песнь одиннадцатая
Запах внутри здания сразу говорил: это морг. Да еще и идти к нему нужно было через старое советское кладбище с покосившимися надгробиями. Я сверился с записанным на бумажке адресом. Ну да. Все вроде бы верно.
Поднявшись по ступенькам, я выкинул едва прикуренную сигарету и потянул на себя тяжелую дверь. Зашел внутрь, поднялся на второй этаж, свернул пару раз по длинному коридору. Неприятный запах стал
