собственной компании хватает.
Картер тряхнул головой, прогоняя пугающие мысли.
– Еще два вопроса. Что такое Высокий Дом?
Йормунганд издал утробный рокот. Далеко не сразу Картер догадался, что это смех. Из ноздрей динозавра вылетели языки пламени, щеки братьев обдало жаром.
– Ой, какой скучный вопрос! Каждый Хозяин его задает. И это все, что тебе хотелось узнать? А как насчет того, чтобы я присоветовал тебе, как изловить Левиафана на крючок? Не интересуешься? А откуда ветер дует, тоже узнать не хочешь? Или, скажем, какова природа души? А может, лучше проинструктировать тебя на предмет того, как поймать дождь неводом? Может, у тебя времени навалом? Имеется лишняя тысчонка лет, чтобы я тебе тезисы изложил? Краткий, так сказать, экскурс? Ну, ты повеселил старика Йормунганда! Слушай и запоминай: даже если бы ты да я проторчали тут до конца света, я бы не успел закончить объяснения. Я мог бы распространяться на эту тему с точки зрения математики, философии, богословия, естествознания, искусства, излагать теоремы, рисовать графики, приводить доказательства и незамедлительно опровергать оные, искать X, находить, потом определять, что нужно было искать У… Кант пришивает кантик, Роджер ест бекон, Адамовы яблоки Ньютона, термо-аэро-гидро- электро-динамика… Но все это будет далеко от истины, получится что-то вроде картинок, нарисованных палочкой на слякоти, или фальшивых бриллиантов из фольги, попытки написать акварель маслом. И все понапрасну.
Лучше я скажу тебе вот так: Высокий Дом – это падучие звезды и детские слезы, радуги и крошечные трещинки в камнях, из которых пробивается молодая травка, это остывшие могилы и мурашки по коже, это чистая родниковая вода, в которой захлебываешься и тонешь, это едкая пыль на губах, когда умираешь от жажды, это старики-машинисты в железнодорожных депо и безумные старухи, бродящие по улицам и бормочущие невесть какой бред. Понятно изложил? Нет? Увы, чем мог, как говорится, тем помог. А второй вопросик какой?
– Кто ты такой – обитатель этого чердака?
– Ну наконец-то измыслил что-то достойное. Хорошо еще, что не поинтересовался моим меню. Где еще хранят всяческое старье, как не на чердаке? Стершиеся метлы, порванных кукол, поломанные игрушки? Теперь все древние динозавры живут на чердаках. Вот я про Левиафана обмолвился – я ведь когда-то был им, и в драконах послужить довелось. А в летние денечки, когда повсюду цвели розовые цветы, я был чудовищем, что плескалось в волнах Лох-Несса. Можешь считать меня воплощением Высшей Мудрости, а можешь – адвокатом дьявола, а хочешь – сразу четырьмя ангелами, вставшими в рядок на берегу великой реки Евфрат и изготовившимися за один день, один месяц и один год истребить треть человечества. Не подходит – считай меня Наивысшим Злом, прогрызающим себе путь наверх в корнях Мирового Древа, если тебе так больше нравится. Лично мне больше по душе рассматривать себя в качестве страшного сна Юнга или целой своры злобных фрейдистских псов, которые только и ждут, чтобы их спустили с поводка. Я – такая же стихия природы, как ветер. Теперь все ясно, надеюсь?
– Ясно, – кивнул Картер, на самом деле ровным счетом ничего не уяснив. – Благодарю тебя. А теперь мы возвратимся в мою комнату.
– Только не вздумай пользоваться моим чердаком всякий раз, когда захочется срезать путь. Это тебе не садовая дорожка. Да, ты Хозяин, спору нет, и до какой-то степени я буду тебе повиноваться. Но не забывай: невзирая на это, всякий раз, когда ты говоришь с Йормунгандом, смерть твоя близка. Так близка, что ты и представить себе не можешь. А уж всем, кто явится сюда с тобой, бояться стоит еще пуще.
Прикрывая собой Даскина, Картер попятился к лестнице. При этом ему, хочешь не хочешь, пришлось прошествовать ад совсем рядом с массивными челюстями Йормунганда. Кроваво-красные глаза зорко следили за братьями, громадные белые зубы зловеще сверкали. Но в тот миг, когда они отошли на безопасное расстояние, голова динозавра метнулась мимо Картера к Даскину. Послышался треск разрываемой ткани. Братья в страхе вскрикнули. Картер размахнулся мечом, но его лезвие рассекло воздух.
Йормунганд преспокойно лежал, словно и с места не трогался. Вот только в зубах он сжимал какой-то темный обрывок.
Картер, помертвев от страха, обернулся к Даскину. На счастье, тот был цел и невредим. Правда, спину его плаща будто ножом срезали. Братья опрометью кинулись к лестнице, а Йормунганд залился утробным смехом.
– Ну надо же! – грохотал он. – Всех дел-то – головой мотнул!
МАНЕВРЫ
Возвращение братьев произвело в доме настоящий переполох. Оборванные, небритые, исхудавшие, напуганные встречей с динозавром, они, еле переставляя ноги, спускались по лестнице. Первым их заметил мальчишка-слуга. Он выпучил глаза, развернулся и со всех ног помчался по боковому коридору, барабаня во все двери подряд и вопя во всю глотку:
– Хозяин вернулся! Хозяин вернулся!
Из гостиной выбежал Хоуп. Вид у него был озабоченный и хмурый. Он явно был готов устроить мальчишке выволочку, но завидев братьев, просиял и бросился к подножию лестницы.
Ожесточенно пожимая руки Андерсонов, он изумленно лепетал:
– Откуда, во имя всего святого, вы явились?
Братья переглянулись.
– А нас что, уже похоронили? – улыбнулся Картер.
– Хуже того! – воскликнул юрист. – Но… мы думали, что если вы вернетесь, то появитесь со стороны Башен. Глис повсюду разослал весть о вашем странствии в Аркален, и мы даже получили сообщение от госпожи Мелузины о том, что вы побывали в Вете. Но потом – тишина. Последние дни мы просто истерзались, ожидая вас.
– Умоляю, пусть нам подадут поесть чего-нибудь повкуснее, и мы все-все расскажем, – пообещал Даскин.
– Немедленно распоряжусь.
Примчался запыхавшийся мальчишка-слуга. За ним еле поспевали Енох и Чант. Хоуп отправил слугу с поручением для повара. Енох обнял братьев, а Чант застыл в торжественной позе и произнес:
– «Домой вернулся моряк, домой вернулся он с моря» 1, но Лев с Итаки больше не Хозяин. Да здравствует Король!
Тут Картеру стало ясно, что фонарщик узнал Дорожный Плащ и Меч-Молнию и понял, что Эштон Андерсон мертв. Все понял и Енох. Глаза старого еврея подернулись слезами. Немного помолчав, он улыбнулся и осипшим голосом проговорил:
– Но разве он не порадовался бы, разве не гордился бы тем, что его сыновья стоят рука об руку? А я вижу, между вами воцарилась любовь.
– Путь был суров, но мы вместе выдержали все испытания, – сказал Картер.
Они уселись за стол, где их уже ожидало угощение, подобающее настоящему пиршеству. Картер диву давался – как это только повар успел так быстро все приготовить.
А приготовлены и поданы были осетровая уха по-русски, форель в бордоском вине, а потом – окорок, поджаренный на вертеле под соусом из мадеры, с дымящимися макаронами и тертым сыром, обложенный по кругу филе из кроличьих грудок, и фаршированные куриные кнели под соусом бешамель. Братья жадно набросились на еду. Утолив голод, они повели рассказ о своих странствиях. Впервые с того страшного мига, когда Картер узнал о смерти отца, он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Как приятно было сидеть на обитом черной кожей стуле под массивной аркой, любоваться резными белками, задерживать взгляд на дубовых панелях, жарко пылающем огне в камине, на персидских коврах, а главное – видеть лица старых друзей. Он снова вернулся домой. Дослушав рассказ до конца, Енох улыбнулся братьям.
– Вместе вы сделали то, что было бы не под силу каждому в отдельности. Но как вы переменились! Картер – Хозяин. Но вижу ли я зависть в глазах Даскина? Нет. Ни следа. Я, который знает его с пеленок, вижу в его глазах только уважение. И оно исходит от самого сердца. И все же, наверное, призрак отца вас здорово напугал?
Тут и Картер понял, как сильно изменились они с Даскином, понял и то, что не укрылось от зорких глаз Еноха: случилось это из-за Долговязого.
