В последний раз она карабкалась на эту башню в детстве. Тогда шахту закрыли всего год или около того назад, и можно было увидеть ее внутренность — яркую оранжево-красную землю. Это был рукотворный каньон, по стенам которого спиралью спускались на дно дороги.
Но за долгие годы он наполнился водой, темной, неподвижной, которая казалась ледяной и глубокой. Все, что можно было увидеть, — крутой, ржавого цвета берег, увенчанный забором, чтобы не подпускать к бывшей шахте людей. Вода не использовалась ни для катания на лодках, ни для плавания, ни для рыбалки.
Холли начала задавать вопросы о шахтах, на большинство из которых Эми ответить не могла.
— Это знает папа.
Джек поднялся к ним на площадку, и та внезапно словно сделалась меньше. Он поглядел на воду и передернулся:
— У меня от нее мурашки бегут по коже.
— Да? — удивилась Эми. — Почему? Она такая спокойная.
— Похоже, да. Кажется, что здесь утонула тысяча людей и она такая спокойная, потому что превратилась в кладбище.
— Нет, — сказала она. — По крайней мере я об этом не знаю. Она наполнилась водой постепенно. Через много лет после того, как шахту закрыли.
— Знаю. — Он пожал плечами. — Наверное, мне просто не нравится глубокая вода.
Эми посмотрела на него. Неужели она ошиблась на его счет, решив, что он похож на знакомых ей звукоинженеров и осветителей? Эти мужчины никому, даже самим себе, не признаются, что им не нравится глубокая вода.
Сделка, о которой говорили Джек и Холли — та, что помешала ему подстричь волосы, — была его сделкой. Тот тип мужчин, о которых она подумала, не имели своего дела — они становились руководителями в чужом бизнесе.
— Почему ты не любишь глубокую воду? — спросила она. — Ты же наверняка умеешь плавать.
— Да, но как тебе может помочь умение плавать, если ты заперт в подводной лодке?
Эми не поняла. Озадаченная, она вопросительно посмотрела на Холли.
— Наш отец плавал на подводных лодках, — сказала Холли. — Он надолго погружался на гораздо большую глубину, чем здесь. Джек считает, что это занятие не по нем.
— Джек ничего не считает, — отозвался Джек. — Джек уверен.
— Ты никогда не был на подлодке, — заметила Холли.
— Пришлось, — возразил он. — Когда мне было тринадцать. Плавание для родственников. — Он повернулся к Эми и Нику, чтобы объяснить: — Мы были в южной Калифорнии, и у папы была своя подлодка, поэтому он устроил трехдневное плавание для родственников — члены команды могли взять на борт своих сыновей и племянников. Некоторые из молодых взяли своих отцов. А папа взял меня.
— Я и забыла, — проговорила Холли.
— Потому что тебе не пришлось плыть, — сказал ей Джек, — иначе бы ты запомнила.
— Помню, как я разозлилась, — ответила она. — Не могла поверить, что ты плывешь, а я нет — я ведь была старшей.
— Нужно было тебе позволить. Тебе, вероятно, безумно бы там понравилось, и теперь ты носила бы морскую форму с парой звезд на погонах.
— Я никогда не смогла бы служить на флоте, — сказала Холли. — Я жутко выгляжу в синем. Мне нужно бы в армию, оливковый цвет мне к лицу.
Эми это показалось вполне достаточной причиной. В конце концов, она выбрала свою карьеру потому, что мало таких занятий, где людям можно носить шелк «марабу».
— Я так поняла, что подлодка тебе не понравилась, — обратилась она к Джеку, по-прежнему опираясь на перила и повернув к нему голову.
— Я ее возненавидел, — Он запустил пальцы в свою лохматую шевелюру. — Это была пытка, самые длинные три дня в моей жизни. И дело было не в том, что подростки ненавидят все, что связано с их отцами, хотя я, конечно, сполна вкусил и этого. Я действительно чувствовал, будто мне нечем там дышать. Я тогда только начал расти и с трудом управлялся со своим телом на твердой земле, а тут меня сунули в узкую металлическую трубу на ядерном реакторе. Когда все наконец кончилось, думаю, я не входил в дом с неделю — так рад был снова видеть солнечный свет и звезды.
— Папа, должно быть, был разочарован, — сказала Холли.
— Это действительно не улучшило наших отношений, — признал Джек.
Он разочаровал своего отца! Эми посмотрела на свои руки. Все это было ей знакомо. Ее родители с трудом понимали, что делать с ребенком, который не любит читать, не может обобщить свои мысли хотя бы в одном маленьком параграфе и отказывается изучать первобытные, культуры, потому что одежда того периода недостаточно красива..
— Наверное, ты и сам был собой недоволен, — заметила Эми.
. — Конечно, — согласился он. — Могло показаться, что я хотел позлить его при каждом удобном случае, но это неверно. Просто так получилось. — Он оттолкнулся от перил. — Все эти люди, которые пишут о ритуалах посвящения в мужчины, они, похоже, никогда не говорят о тех детях, которые провалились. Что происходит с нами? Куда идти, если вы подвели не только своего отца, но и всю свою культуру?
Он преувеличивал, превращая все в шутку. Но Эми понимала, что это все еще волновало его.
Она поняла и кое-что еще. Хотя Ник забился в самый дальний угол площадки, хотя простоял, повернувшись к ним спиной и не проронив ни слова, он слушал, и слушал внимательно.
Они возвращались к грузовику, когда Эми вспомнила про молоко.
— А нам надо купить молока?
— Убей меня, я не помню, — сказал Джек.
— Я тоже, — поддакнула Холли.
— Дело в том, что в холодильниках на озере мало места, — объяснила Эми, — поэтому мы всегда останавливаемся и покупаем молоко по дороге туда.
— Ничего не имею против, но если бы мама этого хотела, она бы мне сказала, — очень уверенно заметила Холли.
— Не знаю… моя сестра все время покупает по дороге молоко.
— Мы сделаем все, что ты захочешь, — сказал Джек. — Но я не могу представить, чтобы мама пустила что-нибудь на самотек. Все было запланировано, до последнего пакета молока. И если она действительно ожидает, что мы привезем молоко, мы развернемся и вернемся. Я не против. На самом деле я чувствую, что мне придется ездить в город каждый раз, когда моя сестра захочет принять ванну.
— А что, неплохая мысль, — одобрила Холли.
Но у Эми было неспокойно на душе, когда они сели в грузовик.
Тебе двадцать шесть лет, напомнила она себе. Ты выиграла золотую олимпийскую медаль. Какое имеет значение, купишь ты молоко или нет? Это не ритуал посвящения в женщины, не плавание на подводной лодке.
Мама подожмет губы:
— Эми, ты должна была сообразить…
Но мамы там не будет.
Что ж, тогда ее с превеликим удовольствием упрекнет Феба. По правде говоря, Феба даже больше маминого печется о мелочах. Мама посчитала бы забывчивость Эми неудобством, Феба увидит в этом еще одно доказательство того, что Эми идиотка.
Они поехали. Ник прислонил голову к окошку и закрыл глаза, но Эми показалось, что он не спит. Интересно, кто он такой и почему находится здесь?
Вначале прерия уступила место шахтам, теперь шахты сменились лесами. Высокие деревья росли близко друг к другу. Кленов и бузины больше не было, зимы на этой северной широте для них слишком холодны. За исключением березы и тополя, деревья здесь были вечнозелеными: виргинская сосна, бальзамическая пихта, лиственница, белая сосна и европейская ель. Света сквозь их кроны пробивалось мало, и по обочинам дороги росли только полевые цветы. Линия электропередач дотянулась до последнего дома и оборвалась. За этим домом не было ни электричества, ни телефонов. Дорога превратилась в тонкую ленту,
