— Ты знаешь миф о Деметре и Персефоне?
— Нет.
— Это греческий миф. Демстра — богиня земледелия. Персефона — ее дочь. Аид, бог подземного царства, похищает Персефону, и Деметра настолько убита горем, что забывает о своих обязанностях. На земле царит постоянная зима. Она как жена Лота — женщина, которая оглянулась и превратилась в соляной столп. Они обе — символ слишком сильной скорби.
— Значит, ты считаешь, что слишком сильно горевала?
Феба кивнула:
— После маминой смерти я иногда чувствовала себя таким соляным столпом, меня переполняло неизбывное горе. Но Деметра и жена Лота скорбели по потерянным детям, я же — по своей матери. Конечно, мама умерла слишком рано, это безусловно, но большинство людей теряют своих матерей. Разумеется, надо оплакивать свою мать, но я ужаснулась при мысли, что Элли или Клер будут так же парализованы моей смертью… Ведь прошло уже почти два года.
Феба училась — училась прощать свои ошибки.
На ней был эффектный кулон — кусок малахита на цепи из тяжелого серебра. Эми дотронулась до него.
— Это мамино, да?
Феба кивнула.
— А ляпис-лазурь? Ты часто ее надеваешь?
— Наверное, чаще чем все остальное.
Эми не удивилась. Ожерелье и браслет из ляпис-лазури были самыми простыми из маминых украшений.
— А гранаты? В детстве я их очень любила.
Феба улыбнулась:
— Клер тоже их любит.
В свои пять лет Клер признавала только розовый цвет.
— Они просто кошмарны. — Гранаты были единственными викторианскими драгоценностями Элеоноры: необычайно вычурные, перегруженные деталями, в некрасивой оправе из потускневшего золота.
— Никак не могу подобрать, с чем их надеть, — заметила Феба. Потом отвела глаза и заговорила, не глядя на Эми: — А почему, ты не захотела ничего взять из маминых драгоценностей?
— Я не то что не хотела… — Произнеся это, Эми заторопилась объяснить, почему тогда ничего не взяла из украшений. — Нет-нет, это не так. Я имею в виду опалы и топазы… Но мне показалось, что все это должно остаться у тебя, что для тебя это значит больше, чем для меня.
Только теперь она поняла, как Феба истолковала то, что она сделала из великодушия.
— Значит, ты решила, что мне безразлична мамина смерть? Да нет же, конечно, я была потрясена, но я понимала, насколько это ужасно для тебя, и получилось так, что тогда я больше волновалась за тебя, чем скорбела по маме.
— Ты волновалась за меня? — Фебе не нравилось, когда за нее переживали.
Эми продолжала, задыхаясь:
— Я не хочу сказать, что не горевала по ней, но я как бы уже отгоревала раньше — не по ней, а по тому месту, которое она занимала в моей жизни. — Она надеялась, что не усугубит положение этими словами. — Я уже давно смирилась с тем, что мама никогда меня не поймет и никогда по-настоящему не оценит то, чем я занимаюсь.
Феба вздохнула и покачала головой:
— У меня с мамой были такие прочные и хорошие отношения, что мне трудно представить себе, что у вас могло быть по-другому.
— Мы с тобой разные, — сказала Эми. — И по иронии судьбы мама могла бы стать для меня самой лучшей матерью. Столько девочек каталось для того, чтобы порадовать своих матерей, и я всегда завидовала, что у них такие внимательные мамы, но теперь я вижу, что это было очень вредно. Мне с самого начала пришлось кататься для себя. Без участия мамы ничего бы не делалось — мама подписывала все чеки, — но результаты были ей не слишком интересны. Мне не нужно было добиваться успеха ради нее.
Феба была матерью. И она поняла это даже лучше, чем Эми.
— Я знаю, что твои вкусы и интересы очень отличались от ее, — заметила Феба, — ко в каком-то смысле ты больше похожа на маму, чем я. Я всегда следую раз и навсегда установленным правилам, а она никогда но подчинялась никаким. Я знаю, что мама была разочарована, что ты проявляешь так мало интереса к книгам, но я втайне переживала, что тоже разочаровываю ее, потому что во мне нет авантюрной жилки. Я думала, что мне следует быть такой, как она, но я такой не была.
— И поэтому ты так упорно работаешь?
Феба улыбнулась, немного напряженно, чуть изогнув губы.
— Так сказал бы Джайлс.
— Скажи, — Эми должна была задать этот вопрос, — вы с Джайлсом уже нашли новое озеро? Феба покачала головой:
— Нет. Мы ищем, но я понимаю, что стараюсь найти точно такое же озеро, как наше. Джайлс направил заявки, кажется, на семнадцать тысяч планов по обустройству участка, он получает от этого такое удовольствие… Знаешь, Джек предложил ему, что будущим летом он может помочь со строительством.
— Да? — Эми удивилась. Казалось странным, что Джек в курсе дел ее родственников, а она — нет.
— Джайлсу очень понравилась эта идея, — сказала Феба, — хотя я считаю, что для основного строительства весной мы должны нанять рабочих, а потом уже они вдвоем могут провести электричество и все закончить… если, конечно, мы найдем место.
Но есть же место, идеальное место! Надо попробовать еще раз.
— Я понимаю, что летом я совсем некстати заговоричз. о Крае, но мое предложение остается в силе. Если вы с Джайлсом захотите, он — ваш.
Феба опять покачала головой:
— Я до сих пор прийти в себя не могу. Трудно поверить, что ты владелица Края. Зачем ты его купила?
— Потому что я дура, которая верит пьяным компаниям, потому что я хотела быть спасительницей вселенной.
— Но почему ты никому не сказала?
— Потому что это казалось таким очевидным и все бы поняли, что я хочу быть спасительницей вселенной… но сейчас это не важно. Какая бы ни была причина, я хозяйка Края. Ты говорила о нем с Джайлсом? Он знает?
— Нет. Ему может показаться, что я опять собираюсь сделать по-своему, что я не хочу уезжать с озера, — резонно возразила Феба.
— Но теперь, когда вы уже искали другое место, может, все это будет выглядеть по-иному? Хотя бы скажи ему об этом. Ему как минимум следует знать, что его свояченица дурочка, которая верит пьяным компаниям.
— Нет, — ответила Феба. — Я сказала, что перееду на другое озеро, и я перееду.
— Ну может, все же подумаешь?
— Нет.
Настаивать не имело смысла, Феба ее не слушала. Поэтому когда Эми приехала домой, она села рядом с отцом и Гвен и все им рассказала.
Хэл был поражен не меньше Фебы. Он так же покачал головой:
— Иногда мне кажется, что мы с твоей матерью ничего о тебе не знали.
— Может, и так, зато вы никогда не пытались меня изменить, — ответила Эми. — А это очень важно.
Раньше она не могла со всей полнотой оценить их отношение к ней. Родители никогда не пытались превратить ее и Фебу или Йена. Это было правильно, потому что оказалось бы безнадежным делом. Феба из нее получилась бы никудышная, а вот с ролью Эми она справлялась прекрасно.
