когда Дороти Хэмилл и Джон Карри, два фигуриста, тренировавшиеся у одного тренера, завоевали золото в женском и мужском одиночном катании. Эми и Генри могли повторить тот успех. И Оливер станет Карло Фасси своего поколения.
Это было уже слишком.
И она упала. На самом легком тройном прыжке, старом добром «тулупе». Лишнее вращение, отклонение в воздухе, борьба за приземление… Не сумев совладать с ним, она оказалась на льду. Ее золотой шанс был упущен.
Значит, все кончено. Все эти годы работы со штангой прошли впустую. Теперь все было бессмысленно.
Она поднялась на ноги и подстроилась под музыку. Она не станет думать о штанге. Точно так же, как в течение двенадцати лет она смотрела церемонии открытия, она смотрела и на соревнующихся и уже давно вывела для себя самой главный закон: если я упаду во время важных соревнований, я не обращу на это внимания, Я могу оставить любительский спорт, но я могу начать выступать. Пускай судьи меня ненавидят, но я заставлю публику полюбить себя. Я буду кататься для них.
Она развела руки стремительным, почти победным жестом, словно обнимая и объединяя зрителей. Сейчас я здесь ради вас! Для тех, кто сидит у бортика со своими счетно-вычислительными машинками, это уже не имеет никакого значения. Они сбросили меня со счетов. А вы — нет. Вы меня полюбите… полюбите… полюбите…
И они полюбили ее.
Когда Эми упала, маленькая китаянка, занимавшая второе место, испустила вздох облегчения. Она отвернулась от мониторов, зная, что насчет Эми ей больше нечего волноваться. Она должна была выступать следующей, поэтому стояла у выхода на лед, снимая с коньков чехлы, когда засветились оценки Эми. Она не видела ее выступления и была просто сражена этими цифрами. Эми упала — так как же она могла получить такие оценки?
И потому эта фигуристка, сбитая с толку и напряженная, тоже упала. Но все же попыталась продолжить соревнование. Она могла состязаться, но не умела выступать. И теперь Эми оказалась на втором месте.
Немецкая фигуристка, пришедшая к этому вечеру первой, каталась последней, и она прекрасно поняла, что ей надо сделать — откатать чисто. Не надо добавлять никаких прыжков, не надо рисковать. Нужно всего лишь не упасть.
Так она и выступила — как человек, полный решимости не упасть. Она и не упала. Но ее катание было тяжеловесным и безжизненным, и ее оценки за артистичность оказались низкими.
Судьи старались быть справедливыми, но им нужно было думать и о том, что хорошо для спорта. И после ее бесстрашного выступления в этот вечер ни у кого не осталось сомнений, что восхитительная маленькая Эми Ледженд, хоть и не умеющая прыгать, очень хороша для спорта.
Эми победила потому, что сделала ошибку и простила себя за сделанную ошибку.
После того как ей повесили на шею золотую медаль и сыграли государственный гимн, она сделала все приятные вещи, которые полагается делать олимпийским медалистам. На заключительной церемонии она несла флаг. Сидела рядом с Микки-Маусом на платформе во время парада в Диснейленде. Тепло улыбающийся, похожий на доброго дедушку, дворецкий открыл перед ней дверь в Белый дом, а когда олимпийцы собрались в Восточной комнате, чтобы сфотографироваться, пресс-служба постаралась, чтобы именно Эми стояла рядом с президентом.
Она записала несколько рекламных роликов, совершила турне вместе с другими фигуристами- олимпийцами, позировала для плакатов, выступила на телевидении, вновь отправилась в турне. Дизайнеры начали дарить ей образцы своей одежды. И казалось, все ее любили.
Но Эми все равно нужно было работать со штангой.
Гвен и Хэл просидели в ресторане до четырех часов. Вечером она написала ему приличествующую случаю записку, в которой благодарила за ленч и приглашала на ужин к себе домой. Хэл позвонил через пять минут после получения записки. Он с удовольствием снова с ней встретится, с нетерпением ждет назначенного часа. Не может дождаться. Они поужинали вместе, затем вместе сходили в театр, а за этим последовала дневная автомобильная прогулка по зимним пригородам и ежевечерние телефонные звонки.
Никто из них не мог поверить в происходящее. Они не ожидали ничего подобного.
Хэл был ученым. Он собирал различные сведения, записывал все варианты той или иной строки песни. Но впервые в жизни он, казалось, немедленно узнал все, что ему было нужно. С того самого момента, когда он увидел эту спокойную, элегантную женщину, не дававшую людям запнуться за провод удлинителя, он понял все.
Они выросли в удивительно похожих домах — Гвен в Мэриленде, Хэл в Висконсине. Их родители были воспитаны на ценностях вполне устойчивого среднего класса. Они охотно признали, что, повстречайся они подростками, они друг другу не приглянулись бы. В юности оба жаждали приключений, оба хотели создать семью с непохожим на них человеком. Гвен выбрала Джона и скитальческую жизнь семьи военного, тогда как Хэл женился на Элеоноре — аристократичной, земной, чуждой условностям. Но несмотря на эти долгие, благополучные браки, и того и другого привлекали их сходство, беззаботность и покой.
Гвен знала, что хотя Хэл не был тем человеком, с которым она бы предпочла начать свою жизнь, он вполне мог быть тем, с кем она хотела бы ее закончить.
Глава 2
Эми обожала выступать в профессиональных шоу. Ей нравилось давать представления для зрителей, не думая о судьях. Она наслаждалась непринужденными товарищескими отношениями, царившими среди примерно дюжины лучших фигуристов, когда все они встречались во время турне, шоу или соревнований профессионалов. Ей нравилось наряжаться и фотографироваться. Она с удовольствием занималась благотворительной работой: вручала награды на Параолимпийских играх для инвалидов, перерезала ленточку при открытии банков крови, выступала в роли почетного председателя на бесчисленных благотворительных мероприятиях. Ни на каких больших грехах ее до сих пор не подловили. Ее не арестовывали за вождение в нетрезвом виде — потому что она редко делала и то и другое, ни одно благотворительное мероприятие с ее участием не оказалось мошенническим — потому что ни одно таковым не было. И хотя после ее Олимпиады прошло уже семь лет, никакая другая американская фигуристка не смогла занять ее место в сердцах зрителей.
Жила Эми в Денвере. Она вместе с Томми и Генри продолжала тренироваться у Оливера. Они построили свой собственный каток с саунами и бассейнами, балетным залом и — разумеется — тренажерным. Их жизнь была распланирована по дням. Профессиональные соревнования начинались в октябре, большая часть декабря отдавалась праздничным выступлениям. В январе и феврале они или летели за океан, или выступали на телевидении. Весны отводились большим турне по городам. Летом и в начале осени они работали над всеми новыми программами, которые должны были понадобиться им в течение следующего года. А в промежутках снимались для рекламы, находили возможность втиснуть в свое расписание выступления в телевизионных передачах, посещали банкеты, произносили речи, давали интервью, раздавали автографы и занимались благотворительной деятельностью.
Генри и Томми оба были геями, как и ее тренер, и ее художник по костюмам, и ее хореограф. По правде говоря, когда Эми выступала в любительском спорте, ей иногда казалось, что нормальных мужчин она видела только приезжая домой и встречаясь там с отцом, братом и зятем.
Но как профессионал она встречалась с разными людьми: агентами, спонсорами, специалистами по рекламе, бизнесменами, звукоинженерами и осветителями — и некоторым из этих мужчин она нравилась совсем не так, как Генри, Томми и Оливеру.
Эти мужчины приходили на тренировки и поджидали Эми у бортика, держа наготове воду и ее спортивную сумку. Они решали, куда поехать поужинать, и выясняли, как туда добраться. Они следили за тем, чтобы на катке и в гостинице все было в порядке. Они заботились о ней. И ей это нравилось.
В ответ они желали только одного — быть частью ее успеха. Слабые просто хотели своей доли внимания. Они всегда ухитрялись попасть вместе с ней на фотографии. Во время интервью стремились сесть рядом с ней и хотели, чтобы и им задавали вопросы. Им было необходимо, чтобы люди верили, будто они так же интересны, как она, так же значительны, как она.
