Полицейский вежливо отдал честь и произнес:
— Я знаю мистера Малькольма Росса, мисс. Возможно, он помнит дело фальшивомонетчиков в Брикстоне.
Признаться честно, я не узнал его с первого взгляда, вероятно потому, что все мое внимание было сосредоточено на мисс Трелони.
— Ну конечно, старший офицер Долан, я прекрасно помню вас! — бодро воскликнул я и пожал ему руку, заметив при этом, что наше знакомство несколько успокоило Маргарет. От моего взгляда не ускользнуло и некоторое замешательство в ее поведении. Почему-то мне показалось, что девушка хочет поговорить со мной наедине, и я сказал офицеру: — Мне хотелось бы задать мисс Трелони несколько вопросов без свидетелей. Затем мы обсудим это дело с вами, если вы не возражаете.
— Буду рад услужить вам, чем могу, сэр, — дружелюбным тоном ответил он.
Проследовав за хозяйкой дома, я оказался в изящно меблированной комнате, окна которой выходили в сад. Я закрыл дверь, и мисс Трелони опустилась на стул, жестом указав мне на кресло напротив:
— Прошу вас, садитесь. Я должна сообщить вам все обстоятельства этого странного происшествия.
— Расскажите все, что знаете, и не упускайте подробностей, сколь незначительными они бы ни казались вам сейчас.
Девушка медленно продолжала:
— Меня разбудил какой-то странный звук. Могу сказать только, что он пришел из моего сна, хотя, что мне снилось, я не помню. Я сразу же проснулась, села на постели — сердце громко стучало в груди — и начала прислушиваться, не доносятся ли какие-нибудь звуки из отцовской комнаты. Моя спальня находится рядом с нею, и я часто слышу, как он ходит из угла в угол перед тем, как заснуть. Он работает до поздней ночи, иногда до утра, и поэтому, просыпаясь рано, как со мной иногда происходит, или же в рассветных сумерках, я слышу его шаги. Однажды я пыталась воспрепятствовать этому — такой режим вряд ли на пользу его здоровью, — но отец в достаточно резкой форме отказался слушать мои доводы. Вам известно из моего рассказа, каким суровым может быть мистер Трелони. Его гнев пугает меня меньше, чем неторопливый и педантичный тон голоса; он кривит верхнюю губу, обнажая зубы… Боже, какое у него злое в такие моменты бывает лицо! Итак, этой ночью я осторожно прокралась к двери, боясь потревожить его. Из комнаты отца доносился странный тягучий шум и чье-то медленное, тяжелое дыхание. Это было так ужасно — стоять в темноте и, прислушиваясь к тишине, бояться неизвестно чего! Наконец я собралась с духом и, как можно осторожнее повернув ручку, чуть приоткрыла дверь. Внутри было довольно темно, и я различила лишь очертания окон. Но тяжелое дыхание теперь слышалось громче и, разумеется, вызывало еще больший страх. Некоторое время я прислушивалась к нему, но других звуков не последовало, и тогда я резко распахнула дверь, так как боялась открывать ее медленно, опасаясь, что за нею может быть нечто страшное, готовое на меня броситься. Переступив порог комнаты, я включила свет и сразу посмотрела в сторону письменного стола. В этот момент кто-то опять медленно вздохнул, и мой взгляд устремился на звук. На полу перед большим сейфом лежал на правом боку, подогнув под себя руку, мой отец. Кровавый след тянулся через комнату к письменному столу, и когда я склонилась над отцом, то заметила вокруг него лужу крови, красную и блестящую. Он лежал в бархатной куртке, ее левый рукав был оторван, обнажая его руку, вытянутую по направлению к сейфу. Она — о, это ужасно! — была вся в крови, а вокруг золотого браслета на его кисти шла рваная рана. Я не знала, что он носит подобное украшение!
Девушка на минуту смолкла, и я, желая отвлечь ее хоть на миг, сказал:
— Чему тут удивляться! Сейчас браслеты носят мужчины, о которых никогда не подумаешь, что их интересуют подобные вещи. Я знаю даже одного судью.
Казалось, ее не слишком заинтересовало мое замечание, но короткая пауза немного успокоила мисс Трелони, и теперь она говорила более твердым голосом:
— Я позвонила, а затем вышла в коридор и позвала на помощь громко, как смогла. Должно быть, довольно скоро — хотя для меня время тянулось неимоверно медленно — прибежало несколько слуг, затем комнату заполнили все обитатели этого дома с вытаращенными глазами, всклокоченными шевелюрами и во всевозможных ночных одеяниях. Отца положили на диван, и экономка, миссис Грант, сохранившая самообладание в большей степени, чем остальные, принялась отыскивать источник кровотечения. Я уже говорила, что на руке отца, ближе к кисти, была глубокая, с рваными краями, рана, которая, по-видимому, задела артерию. Миссис Грант наложила жгут из платка, крепко затянув его серебряным ножом для вскрытия конвертов, и поток крови немедленно прекратился. К этому времени я уже пришла в себя — насколько смогла — и послала слуг за врачом и в полицию. Мне было так страшно… и ужасно захотелось, чтобы рядом оказался кто-нибудь небезразличный к моей участи. Я подумала о вас, о вашем обещании в лодке под ивами — и, написав записку, не раздумывая, отправила ее вам.
Она замолчала. Мне не хотелось ничего говорить, и я посмотрел на нее; очевидно, мой взгляд был достаточно красноречив, потому что ее веки, дрогнув, опустились, а щеки заалели, словно розы. С явным усилием она продолжала свой рассказ:
— Доктор прибыл невероятно быстро и, сделав перевязку, отправился домой за некоторыми инструментами. Надеюсь, он скоро вернется. Потом пришел полисмен, а спустя некоторое время — старший офицер. А теперь и вы…
Последовало долгое молчание, и я осмелился взять ее за руку. Затем мы, молча, поднялись и направились в холл. Офицер бросился нам навстречу.
— Я уже отправил донесение в Скотленд-Ярд. Знаете, мистер Росс, в этом деле столько странностей, что без специалиста из Департамента по уголовным расследованиям в них не разобраться. Поэтому в записке я попросил немедленно прислать сюда сержанта Доу. Вы, наверное, помните его, сэр, по делу об отравлении американца в Хокстоне.
— Еще бы! Не раз убеждался в его ловкости и проницательности. Это самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю. Выполняя роль защитника в том деле и веря, что мой подзащитный невиновен, я был рад ему в качестве обвинителя!
— Весьма высокая оценка, сэр, — с благодарностью произнес старший офицер. — Я рад, что вы одобрили мой выбор.
— Не сомневаюсь, что с его и вашей помощью мы разрешим все загадки, — искренне заметил я.
Мы направились в комнату мистера Трелони, и нашли все в том же виде, как описывала его дочь.
Из холла донесся звонок колокольчика, и через минуту в комнату вошел молодой человек с проницательными серыми глазами и широким, квадратным лбом — такой бывает у мыслителей. Мисс Трелони представила нас друг другу:
— Доктор Уинчестер, мистер Росс, старший офицер Долан.
Мы обменялись поклонами, и доктор без промедления принялся обрабатывать раны мистера Трелони. Врач то и дело обращал внимание офицера на некоторые особенности повреждений, и Долан быстро заносил факты в свой блокнот.
— Смотрите, несколько параллельных порезов или царапин, идущих с внутренней стороны кисти и в некоторых местах подвергающих опасности радиальную артерию… глубокая круговая рваная рана, похоже, сделана тупым инструментом…
Повернувшись к Маргарет, доктор Уинчестер неожиданно спросил:
— Как вы полагаете, мы можем снять браслет? Особой необходимости в этом, правда, нет, но для удобства больного…
Покраснев, девушка тихо ответила:
— Я лишь недавно переехала к отцу, и мне мало что известно о его жизни и привычках… Я не смею судить о подобных вещах.
Внимательно поглядев на нее, доктор сказал:
— Простите меня, я не знал об этом. Пока что трогать браслет не обязательно, в противном случае я взял бы ответственность на себя. В дальнейшем, если понадобится, мы легко снимем его с помощью напильника. Несомненно, у вашего отца были свои причины на то, чтобы носить…
Он неожиданно умолк и склонился ниже, затем подал мне знак держать свечу таким образом, чтобы браслет был хорошо освещен. Вынув из кармана увеличительное стекло, доктор осмотрел украшение, потом выпрямился и протянул лупу Долану.
