Я помолчал. Продолжать было не просто, я боялся навредить Маргарет. Абель Трелони сам облегчил мне задачу:
— Ну а вы?
— Сэр, мисс Трелони очень мила и красива. Она молода, и ее разум можно сравнить с горным хрусталем. Что касается меня, то я еще не стар и ни к кому не привязан. До сих пор мне не приходилось испытывать подобных чувств, могу сказать это вам, хотя вы и являетесь ее отцом!
Здесь я невольно опустил глаза. Подняв же их, увидел, что мистер Трелони по-прежнему внимательно рассматривает меня. Казалось, лицо его осветилось искренней добротой, когда он с улыбкой протянул мне руку и сказал:
— Малькольм Росс, я слышал о вас как о человеке бесстрашном и благородном. Рад, что у моей дочери такой друг. Продолжайте!
Сердце мое дрогнуло. Первый шаг к завоеванию отца Маргарет был сделан. Кстати, я заметил за собой, что, продолжая рассказ, стал более словоохотлив и манеры мои также оживились.
— С годами мы приобретаем опыт, позволяющий пользоваться своим возрастом благоразумно. Могу утверждать, у меня большой жизненный и профессиональный опыт. Я отважился попросить мисс Трелони считать меня своим другом и в случае необходимости согласиться на мою помощь. Она пообещала мне это. У меня даже в мыслях не было, что возможность проявить себя в качестве ее друга не заставит себя ждать. Когда с вами случилось несчастье, ваша дочь послала за мной!
Я замолчал, чувствуя его проницательный взгляд, но спустя мгновение продолжил:
— Когда было обнаружено ваше письмо с инструкциями, я предложил ей свои услуги. Вы знаете, что они были приняты.
— И что вы чувствовали в эти дни?
Интонация его вопроса поразила меня, напомнив о Маргарет и вновь заставив почувствовать себя мужчиной, защитником. Я заговорил более уверенным тоном:
— Эти дни, сэр, несмотря на тревогу и боль, которые я испытывал, видя страдания девушки, любимой мною с каждым часом все сильнее, были самыми счастливыми в моей жизни!
После этих слов мистер Трелони так долго молчал, что я уже забеспокоился, не слишком ли смелыми были мои слова. Наконец он прервал затянувшуюся паузу:
— Ваши слова могли бы обрадовать сердце ее бедной матери. — По лицу его скользнула тень, и он заговорил быстрее: — Вы определенно уверены в этом?
— Я знаю свое сердце, сэр. По крайней мере, думаю, что знаю.
Он покачал головой:
— Нет-нет! Я имею в виду не вас. Здесь все понятно. Но вы говорили о чувствах Маргарет ко мне… она жила здесь, в моем доме, целый год… и жаловалась вам на одиночество. А я за весь год, — грустно сознаться в этом, но это правда, — не заметил ни одного знака ее привязанности ко мне! — Голос его дрогнул, и Абель Трелони смолк, погрузившись в раздумья.
— Так значит, сэр, мне выпала честь за несколько дней увидеть больше, чем вам за весь год!
Мои слова вывели его из задумчивости, и он с удивлением заметил:
— Я не догадывался об этом, мне казалось, что Маргарет ко мне безразлична. По-моему, это наказание за мое пренебрежение к ней, за то, что я полагал ее созданием с холодным сердцем. Как радостно сознавать, что плоть от плоти моей Дженни… — Он в волнении откинулся на подушки.
Как, должно быть, он любил ее мать! Сейчас его воодушевляла скорее любовь к человеку, в котором он видел воплощение своей жены и даже не воспринимал как собственную дочь. Волна симпатии к Абелю Трелони прокатилась по моему сердцу. Я начал постигать чувства этих молчаливых и замкнутых натур, успешно скрывавших горячую жажду любви друг к другу! Меня не удивило, когда он вполголоса пробормотал:
— Маргарет, дитя мое! Нежная, ласковая, сильная и правдивая! Как она похожа на свою мать!
До самых глубин своего сердца я был рад, что говорил с отцом Маргарет искренно.
— Четыре дня! — задумчиво произнес мистер Трелони. — Шестнадцатого! Так значит, сегодня двадцатое июля?
Я кивнул, и он продолжал:
— Итак, я четыре дня пролежал в трансе. Это не первый случай, однажды я провел в трансе три дня при необычных обстоятельствах и даже не подозревал этого, пока мне не сказали. Как-нибудь я вам об этом расскажу, если вам интересно.
На меня волной накатила радость. Отец Маргарет настолько доверяет мне… Неожиданно он объявил спокойным деловым тоном:
— Пожалуй, пора мне встать. Когда дочь придет, скажите ей, что со мной все в порядке. И передайте Корбеку, что, как только смогу, я увижусь с ним. Я хочу видеть эти светильники и все о них узнать!
Я еле сдерживал радость: в его обращении со мной были заметны родственные чувства, разве подобное не может воодушевить? Я поспешно направился к двери, намереваясь выполнить его распоряжения, но он остановил меня на полпути:
— Мистер Росс, вернитесь, пожалуйста!
Мне не понравилось обращение «мистер». Зная о моей дружбе с его дочерью, он уже называл меня Малькольмом, и возвращение к формальному обращению несколько испугало меня. Я внутренне напрягся, но выполнил его просьбу, стараясь внешне ничем не проявить своего душевного состояния. Мистер Трелони, будучи по натуре проницательным, словно прочел мои мысли, и лицо его заметно смягчилось.
— Присядьте на минуту, поскольку лучше поговорить сейчас, нежели потом. Что касается моей дочери — все это новость для меня, и неожиданная, потому мне и хотелось узнать об этом подробнее. Поймите, я, будучи ее отцом, имею некоторые обязательства, которые могут… одним словом…
Его замешательство почему-то возродило мои надежды, и я с волнением ждал продолжения.
— Исходя из того, что вы говорили о моей Маргарет… у вас есть намерение просить ее руки?
— Именно так! После того вечера на реке я собирался найти вас и спросить, могу ли я поговорить с ней об этом. События прошедших дней сблизили нас больше, чем я смел надеяться, но первоначальное намерение неизменно и крепнет с каждым часом.
Лицо его смягчилось. Как видно, мысленно он возвращался к собственной юности.
— По-видимому, Малькольм Росс, — это обращение вновь ободрило меня, — пока что вы еще не говорили с моей дочерью о ваших чувствах?
— Об этом не было сказано ни слова, сэр.
Скрытый смысл моей фразы вызвал серьезную и добрую улыбку на его лице, и он заметил:
— Ни слова! Это хорошо. Слова бывают двусмысленны, порой — лживы, а она могла бы поверить им!
Мое лицо залила краска.
— Я сознавал, насколько затруднительно ее положение, а также испытывал глубокое уважение к вам, хотя мы не были знакомы, сэр, поэтому не осмелился делать никаких заявлений. Мистер Трелони, клянусь вам: мы с вашей дочерью всего лишь друзья — не более!
Мистер Трелони протянул ко мне руки и с волнением сжал мои. Затем великодушным тоном произнес:
— Я удовлетворен, Малькольм Росс. Конечно, до тех пор, пока мы с ней не увидимся, я не дам вам своего разрешения по поводу каких-либо заявлений — на словах, — с улыбкой добавил он. Внезапно лицо его снова посуровело. — Но мне еще нужно кое-что обдумать. Это касается моей семьи. Именно поэтому я углубился в обсуждение жизненного пути дочери и ее будущего счастья с незнакомым человеком. Мои проблемы столь насущны, что я не могу терять ни минуты.
В его голосе прозвучало достоинство и гордость, что, несомненно, произвело на меня впечатление.
— Не забуду ваших пожеланий, сэр, — пообещал я, открывая дверь, и спустя мгновение услышал, как он запер ее за мной.
Когда я сообщил мистеру Корбеку о том, что Абель Трелони пришел в себя, тот запрыгал от восторга, словно ребенок. Но почти мгновенно его радость сменилась озабоченностью: он попросил меня проявить осторожность и воздержаться от рассказа о его посещении гробницы и о том, как были найдены
