В свою очередь удивление выразилось на её лице. Но оно сразу же исчезло. Встав, она сказала голосом, в котором присутствовало как достоинство, так и любезность.
– Идите и смотрите сами!
Она пошла к комнате отца; он последовал за ней, а я шёл сзади.
Мистер Корбек вошёл в комнату больного, как будто бы был знаком с нею. По подсознательному поведению людей всегда можно безошибочно определить, когда они находятся в новой для них обстановке. Даже стремясь поскорее увидеть своего могущественного друга, он взглядом окинул комнату, как будто она ему знакома. Затем сосредоточил своё внимание на постели. Я внимательно за ним наблюдал, потому что чувствовал, что от этого человека в значительной степени зависит возможность решения вопроса, которым мы занимались.
Не то чтобы я ему не доверял. Этот человек обладал кристальной честностью, и именно этого качества нам следовало опасаться. Его действиям была присуща смелая простота, но если бы он счёл своей обязанностью хранить тайну, он держался бы до последнего. У нас на руках был случай по меньшей мере необычный, следовательно, рамки сохранения тайны можно трактовать более либерально. Невежество для нас означало беспомощность. Если бы мы узнали что-нибудь из прошлого, нам стали бы понятны условия, предшествовавшие нападению, и, возможно, мы смогли бы каким– то образом помочь пациенту выздороветь.
Мои мысли снова начинали кружиться: резко собравшись, я стал смотреть. На загорелом, обветренном лице отражалось бесконечное сожаление, когда он смотрел на своего друга, лежавшего так беспомощно. Суровое выражение лица мистера Трелони не разглаживалось и во сне; но из-за этого он выглядел ещё более беспомощным. Было бы неудивительно в таких условиях увидеть слабое или обычное выражение лица; но этот решительный, могучий человек, охваченный непроницаемым сном, выражал собой всю патетику великого поражения. Для нас его вид стал уже привычным, но я видел, что мисс Трелони, как и я снова ощутила это в присутствии незнакомца. Лицо мистера Корбека стало жестоким. Всякая жалость исчезла, вместо неё возник жёсткий мрачный взгляд, обещавший горе тому, кто оказался причиной этого мощного поражения. Затем его выражения стало решительным, вулканическая энергия человека нацелилась на какую-то определённую цель. Он обернулся к нам; когда его глаза остановились на сиделке Кеннеди, брови его слегка поднялись. Заметив этот взгляд, она вопросительно посмотрела на мисс Трелони, которая ответила ей тоже взглядом. Сиделка тихо вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Мистер Корбек посмотрел сначала на меня, с естественным импульсом мужчины говорить скорее с мужчиной чем с женщиной; затем, вспомнив о приличиях, обратился к мисс Трелони и сказал:
– Расскажите мне об этом. Как и когда это началось! – мисс Трелони взглянула на меня, и я рассказал ему обо всем, что знал. Пока я рассказал, он сидел неподвижно, но его бронзовое лицо незаметно приобретало стальное выражение. Когда же под конец я рассказал ему о визите мистера Марвина и о власти поверенного, его взгляд просветлел. Заметив его интерес к этому вопросу, я остановился на деталях договора, он сказал:
– Отлично! Теперь я знаю, что я должен делать!
Сердце у меня упало. Эта фраза, произнесённая в такое время, казалось, закрыла дверь моим надеждам на догадку.
– Что вы имеете в виду? – спросил я, ощущая слабость своего вопроса.
Его ответ усилил мои страхи:
– Трелони знает, чего хочет. Во всем он делал, у него была определённая цель, и мы не должны вмешиваться. Он, очевидно, ожидал, что-то должно произойти, и обезопасился со всех сторон.
– Не со всех! – энергично возразил я. – Где-нибудь, очевидно, было слабое место, иначе он не лежал бы здесь просто так! – Спокойствие мистера Корбека меня удивило. Я ожидал, что он сочтёт мою реплику серьёзным аргументом, но она его не тронула – по крайней мере не так, как я думал. Что-то похожее на улыбку промелькнуло на его смуглом лице, когда он отвечал:
– Это ещё не конец! Трелони не зря обезопасил себя. Несомненно, он предусмотрел и это тоже или такую возможность, во всяком случае.
– Вы знаете, чего он ждал или с какой стороны? – спросила мисс Трелони. Ответ последовал незамедлительно.
– Нет! Не знаю ни того, ни другого. Могу предположить… – он резко остановился.
– Что предположить? – возбуждение в голосе девушки было невыразимое. Стальное выражение снова возникло у него на лице, но когда он ответил, его голос звучал и вежливо и нежно.
– Поверьте, я сделал бы все возможное, чтобы успокоить вас. Но здесь у меня обязательства более высокие.
– Какие обязательства?
– Молчания! – и его рот захлопнулся как капкан.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Мы все думали настолько интенсивно, что тишина была нам помощницей, даже незначительные звуки снаружи мешали. Первой тишину нарушила мисс Трелони. Я видел, как в её взгляде появилась надежда, но перед тем, как заговорить, она взяла себя в руки.
– Каково же было то срочное дело, по которому вы хотели меня видеть, зная, что отец… не может с вами встретиться? – пауза показала точность её мыслей.
Мистер Корбек мгновенно переменился так, что это показалось почти смешным. Его удивление, сменившее железное спокойствие, было похоже на пантомиму. Но вся юмористичность ситуации пропала, сменившись трагической серьёзностью, когда он вспомнил об этом.
– Бог ты мой! – воскликнул он и, подняв руку со стула, на котором она лежала, хлопнул по нему с яростью, которая и сама бы по себе могла бы привлечь внимание. Сдвинув брови, он продолжал. – Совсем забыл! Какая потеря! И именно сейчас! Прямо в момент успеха! Он лежит здесь беспомощный, а я должен держать язык за зубами! Не могу двинуть ни рукой, ни ногой, не зная его желаний!
– В чем же дело? Пожалуйста, скажите нам! Я так тревожусь о своём дорогом отец! Неужели новая беда? Надеюсь, нет? Я так тревожусь и в таком горе! Не могли бы вы сказать хоть что-нибудь, что могло бы уменьшить эту ужасную тревогу и неуверенность?
Он поднялся и встал во весь рост.
