подумаешь. Я видел, как судья приговорил человека к смерти, и на кисти его поднятой руки был золотой браслет
Казалось, она не слишком над этим задумалась, но короткая пауза немного успокоила её, и она продолжала более твёрдым голосом:
– Я вызвала помощь, не теряя ни минуты, потому что боялась, что он умрёт от потери крови. Я позвонила, а затем вышла и позвала на помощь громко, как смогла. Должно быть, довольно скоро, – хотя для меня это тянулось неимоверно медленно, – прибежало несколько слуг, затем появились другие, и вскоре комнату заполнили люди с вытаращенными глазами, всклокоченными шевелюрами и во всевозможных ночных одеяниях.
Мы подняли отца на диван, и экономка, миссис Грант, сохранившая самообладание в большей степени, чем мы, принялась отыскивать источник кровотечения. Через пару секунд стало очевидно, что он находится на его обнажённой руке. Там была глубокая рана, – не с ровными краями, как от ножа, а рваная, – и располагалась она ближе к кисти, по-видимому, задев вену. Миссис Грант повязала вокруг раны платок, крепко затянув его серебряным ножом для вскрытия конвертов, и поток крови, казалось, немедленно прекратился. К этому времени я уже пришла в себя – насколько смогла – и послала слугу за врачом и другого за полицией. Когда они ушли, я почувствовала, что, не считая нескольких слуг, осталась в доме одна и ничего в этом деле с отцом не понимаю. Тут мне ужасно захотелось, чтобы рядом оказался кто-нибудь, кто мог помочь. И я подумала о вас, о вашем добром обещании в лодке под ивами и, не раздумывая, приказала слугам немедленно приготовить карету, написала записку и отправила её вам.
Она помолчала. В эту минуту мне не хотелось ничего говорить и я посмотрел на неё; думая, она поняла, потому что глаза её на миг поднялись и опустились, щеки зарделись, словно розы. С явным усилием она продолжала свой рассказ:
– Доктор прибыл невероятно быстро. Грум как раз встретил его, отпирающим дверь своего дома и он прибежал сюда бегом. Он сделал надлежащий турникет для руки бедолаги-отца, затем отправился домой за некоторыми инструментами. Надеюсь, он скоро вернётся. Потом пришёл полисмен, он дал знать в участок, и вскоре появился старший офицер. Затем пришли вы.
Последовало долгое молчание, и я на миг осмелился взять её за руку. Без единого слова мы открыли дверь и присоединились к офицеру в холле. Он поспешил к нам, говоря на ходу;
– Я осматриваю все лично и уже отправили донесение в Скотленд-Ярд. Знаете, мистер Росс, в этом деле столько странностей, что я предпочёл бы заполучить лучшего специалиста из Департамента по уголовным расследованием. Поэтому в записке я попросил немедленно прислать сюда сержанта Доу. Вы помните его, сэр, по тому американскому делу об отравлении в Хокстоне.
– Ну ещё бы! Я хорошо помню его по этому и другим делам, поскольку воспользовался несколько раз его ловкостью и проницательностью. Это самый здравомыслящий человек из всех людей, которых я знаю. Выполняя роль защитника и веря, что мой подзащитный невиновен, я рад был ему в качестве обвинителя!
– Это весьма высокая оценка, сэр! – с благодарностью произнёс старший офицер. – Я рад, что вы одобрили мой выбор и что я не ошибся, послав за ним.
– Лучшего не найти, – искренне заметил я. – Не сомневаюсь, что с вашей помощью мы доберёмся до всех фактов и за тем, что кроется за ними!
Мы спустились в комнату Трелони и нашли все в том же виде, как описывала его дочь,
Послышался звонок колокольчика, и через минуту в комнату ввели человека. Это был юноша с орлиными чертами, проницательными серыми глазами, и широким, квадратным лбом, как бывает у мыслителей. В руке у него была чёрная сумка, которую он немедля открыл. Миссис Трелони представила нас друг другу:
– Доктор Винчестер, мистер Росс, старший офицер Долан.
Мы обменялись поклонами, и доктор без промедления принялся за свою работу. Мы ожидали, с волнением следя за тем, как он обрабатывал рану. Работая, он то и дело обращал внимание офицера на некоторые особенности раны, и тот быстро заносил факты в свой блокнот.
– Смотрите! Несколько параллельных порезов или царапин, идущих с левой стороны кисти и в некоторых местах подвергающих опасности радиальную артерию… А вот эти маленькие раны, глубокие и рваные, похоже, сделаны тупым инструментом. Вот эта, в частности, выглядите как от удара острым клином: плоть кругом порвана, словно от продольного давления.
Повернувшись к миссис Трелони, он вдруг сказал:
– Как вы полагаете, мы можем удалить браслет? Особенной необходимости в этом, правда, нет: он сползёт по кисти вниз и сможет висеть свободно, но для дальнейшего удобства больного…
Бедняжка вспыхнула и тихо ответила:
– Я… лишь недавно переехала жить к отцу и знаю о его жизни и привычках столь мало, что боюсь и судить о подобных вещах.
Пронзительно глянув на неё, доктор ласково сказал:
– Простите меня! Я не знал. В любом случае, вам не следует расстраиваться. Пока что трогать его не обязательно. Будь это необходимо, я взял бы ответственность на себя. В дальнейшем, если понадобится, мы легко снимем его с помощью напильника. Несомненно, у вашего отца были свои причины на то, чтобы носить его… – Он смолк и, взяв у меня свечу, которую я держал, склонился ниже, опуская её до тех пор, пока свет полностью не упал на браслет-цепочку. Подав мне знак держать свечу таким образом, он вынул из кармана увеличительное стекло Внимательно осмотрев вещицу, он поднялся и подал лупу Долану.
– Лучше осмотрите цепочку сами. Это не обычный браслет. Золото протянуто через тройные стальные звенья: посмотрите, здесь оно износилось. Браслет явно не предназначен для лёгкого съёма с руки, и обычным напильником здесь не обойдёшься.
Офицер наклонил своё огромное тело, но, не добившись желаемого обзора, опустился рядом с диваном на колени, как это сделал доктор.
Долан внимательно осмотрел браслет, поворачивая его медленно, чтобы не упустить ни единой мелочи. Затем поднялся и протянул увеличительное стекло мне.
– Когда вы осмотрите его, дайте взглянуть и леди, если она захочет, – предложил он и забегал
