И снова и снова открывала книги Заставского, и тогда ей делалось стыдно за ту дурацкую затею с перепиской, начинало казаться, что он жив до сих пор, что-то хочет сказать ей… Нет, не сказал бы.
И еще она понимала, что никому эта переписка не интересна и не нужна – кроме нее самой.
Между тем, не справившись с ремонтом Машины, брат снова улетел к жене. Обещал – ненадолго, нужно добыть кое-какие детали, провести недели три с Мариной, а потом уж, вернувшись, довести починку до конца. Он, мол, теперь понял, что надо делать.
Привет, подруга.
Мы, жители деревни Израиловка, народ ко всему привычный и удивляться не обучены. У нас тут, как ты знаешь, вечные страсти по политике.
И тут ты – со своими письмами (точнее Виктор с твоей папкой). Надо сказать, я малость офигела – хотя, в отличие от всех остальных, прекрасно знаю про вашу Машину и понимаю, что это не научная фантастика и не бред съехавшей крыши, а именно так оно все и было. (Еще Витюша знает, но ему все по фиг, кроме бабла.) Ну так вот: ты очень правильно сделала, что переслала мне свою папочку. Вы хочете песен? Их есть у меня. Слушай, искательница истины!
На заре туманной юности, году этак в восьмидесятом, имела я сомнительное счастье знать Великого Русского Поэта Игорька Хрипунова, девичья фамилия Олин. На роман не тянет, но на эротическую новеллу вполне. Однажды, лежа со мной в койке, Великий Поэт начал, как всегда, рассказывать, какой он крутой (лучше бы делом показал – скажу тебе по секрету, мужик он так себе, больше понтов, чем дела. Ну да хрен с ним). Так вот, в частности, он мне поведал, как они с друзьями в свое время опустили твоего писателя Заставского. Дескать, в начале семидесятых он с женой Заставского спал, а писатель знал, да помалкивал – боялся, будто бы, чугунных кулаков Хрипунова. Ну-ну. Потом случилась эта история на озере: Игорек утверждал, что Ольга крепко нажралась и психанула – пошла будто бы топиться понарошку, а вышло – по-настоящему.
Потом он много где об этом болтал, пока Заставский не начистил нашему поэту морду – при всей тусовке. Хрипунов утверждал, что он не остался в долгу и дал сдачи, но мне почему-то сдается, что в драке он такой же… хм… 'орел', как и в койке.
Это все ты так или иначе знаешь, а самое интересное вот: после того как гэбуха начала таскать Игорька за приколы про 'вечно лысого' и его выгнали из Союза писателей, он придумал, как отомстить Заставскому за набитую морду. Взял да и распустил слух о том, что это именно Сергей Валентинович, обманутый муж, его заложил: будто бы выкрал на даче крамольные рукописи и отнес их в Большой дом. Хотя на самом деле Игорек сам постоянно трепался и стихи свои читал где ни попадя. Но ему поверили, и еще как – в первую очередь мои дружбаны, поэты из 'поколения дворников и сторожей', им только дай повод записать кого-нибудь в стукачи. Тем более Заставский был тогда благополучным советским писателем. Олина после этого наши ребята страшно зауважали – как же, гений и борец за Идею. В котельную работать пошел! А Заставский, стало быть, агент КГБ и вообще бездарная сволочь. Между тем, скажу тебе, что Хрипун ни Заставского, ни наших в грош не ставил, сам мне говорил: этих, мол, не печатают, потому что бездари. А талант, мол, всегда пробьется.
Сейчас-то я точно знаю, кто сволочь: этот Олин в конце восьмидесятых свалил в Париж, стихов больше не пишет, зато пишет воспоминания обо всех подряд. Недавно вышла его книжка 'Роман с Г.' – он там никого не забыл из питерской литературной тусовки, на всех хватило этого самого 'г'. Один поэт, его близкий друг когда-то, выведен мелким жуликом, другой добрый знакомый – разумеется, пидор, третий – стукач, бабы все бляди… В общем, ты поняла. Если у вас эту книжку издадут, не покупай и не читай: я женщина закаленная, а тебя стошнит. Хорошо, что Заставский не дожил до этого дня.
Ладно, Юлька, надо мне заканчивать письмо, а то муж гонит с компьютера. Что с твоей папкой делать, я, если честно, не знаю – видимо, верну с Виктором, он на будущей неделе собирается к вам, нашел тут какие-то железяки, утверждает, что починит Машину. Ну-ну…
А публиковать твою переписку, конечно, нельзя – примут за фальсификацию и сожрут… Хотя… В те времена, когда Заставский начинал писать свою автобиографическую повесть – ту, что вышла в перестройку и сделала его знаменитым, – могло ли ему прийти в голову, что когда-нибудь она будет напечатана?
Вот и думай.
С общим приветом, твоя подруга and sister in law Марина Гурвич- Громушкина
19 марта 2006 г.
Эпилог
Виктор появился тридцатого марта. Был молчалив и загадочен. Вечером посидели, выпили, поговорили о событиях в Израиле. Витек ругал правительство. А утром умчался на дачу и отсутствовал пять дней.
На шестой день он ворвался в дом, где Юля с мужем и сыном мирно смотрели 'Спокойной ночи, малыши', а свекор уже спал. Ворвался, весь всклокоченный, грязный, бледный, с перекошенным почему-то ртом. Не говоря ни слова, не сняв промокшей обуви, протопал к холодильнику, нашел начатую бутылку водки, налил себе стакан и, не садясь, выпил.
– Ты чего это? – спросила сестра ошарашенно.
Он только помотал головой. Потом, почему-то прижав руку к горлу, хрипло произнес:
– Все. Уничтожил суку.
– Кого?! – хором спросили Юля с Михаилом.
– Суку. Машину долбаную. Утопил в озере. Там здоровая полынья. И корпус столкнул. Пока тащил, едва сам не провалился. Но теперь все.
– Да что стряслось-то?
– А то! – у Виктора дергалась щека. – Она, б…, меня в будущее закинула. Ясно? Починил, называется.
– Ну и что ты там обнаружил? – Михаил улыбнулся. – Да что ты злишься? Говори толком.
– Нельзя… нельзя… это! Понятно вам? Нельзя – заранее… Жить не захочешь. Правильно раньше ведьм и всяких гребаных предсказательниц на кострах сжигали!
– Ты там могилки наши обнаружил, так, что ли? – усмехнулась сестра. – Или конец света? Где ты был вообще-то?
– Дура! Не шути, понятно тебе! – рявкнул Витек, и щека его опять задергалась. – Я в двадцатом году побывал…
– Ну так что? Наш дом хотя бы цел?
– А ничего! Нету там никакого дома! Бараки там, поняла? Еле ноги унес – отошел от Машины на десять шагов, эти как побегут со всех сторон…
– Да кто 'эти'? Ты членораздельно можешь?
– Не хочу. Не могу… И не знаю. В камуфляже. Морды – не поймешь какие. То ли в масках, то ли… И радио орет на столбе. Хорошо – успел назад до Машины, а то бы… Завтра – на самолет и к Маринке, пусть решает…
Больше Юля с Михаилом ничего не добились. Вылакал всю бутылку и захрапел. Прощаясь, сказал только: соображайте, куда отсюда мотать, и не тяните, у вас ребенок.
Так и улетел. А супруги Воскресенские подумали-подумали и пришли к единодушному выводу, что у братца, не иначе, что-то с головой. Доигрался со своей Машиной. Главное, объяснить ничего не может, пробыл там где-то всего несколько минут. Да и попал, может, не в двадцатый
