девушка сказала мне:
— Вы — тот самый джентльмен, который каждое утро продавал моему отцу цыпленка?
— Наверно, — сказал я. — Но я не знаю, кто ваш отец. Это его лавка? — Девушка ответила, что его. — Тогда я тот самый джентльмен, а это — мой последний цыпленок. И где же ваш отец сегодня?
В ее глазах заблестели слезы. Она грустно посмотрела на меня (я мог видеть лишь нижнюю часть ее лица) и сказала:
— Мой отец серьезно заболел. Доктор говорит, что он не доживет до вечера.
Я был очень расстроен.
— Да помилует Аллах твоего отца и дарует ему здоровье. Ведь если он умрет, мне сегодня придется продавать своего цыпленка кому-нибудь другому.
Девушка ничего не ответила, ей, вероятно, было безразлично, куда я дену своего цыпленка. Помолчав, она сказала:
— Мой отец велел мне разыскать вас. Его мучают угрызения совести. Он говорит, что обманывал вас, и хочет загладить свою вину, прежде чем предстанет перед Аллахом. Он просит вас принять в подарок осла, который верно служил ему десять лет.
Я отнесся к этому предложению с недоверием, ведь я не был знаком с девушкой так долго, как с ее отцом.
— Если я правильно вас понял, вы предлагаете своего чудесного осла взамен моего цыпленка?
— Да, — отвечала она.
— Я должен подумать. Ведь я уже говорил, что это наш последний цыпленок.
Я думал о ее предложении, думал еще и еще и решил, наконец, что на этот раз моя мама не рассердится. Я уверился, что уж эта сделка наверняка обрадует ее.
— Ладно. — Я взял осла за повод. — Забирайте цыпленка и скажите своему отцу, что я буду молиться о его здоровье, чтобы завтра он вернулся в свою лавку, иншаллах.
— Иншаллах, — сказала девушка и потупилась. Она ушла с последним цыпленком моей мамочки, и больше я ее никогда не видел. Я часто думаю о ней. Наверное, она — единственная женщина, которую я любил.
— Да, наверно, — рассмеялся я. Фуад был неважным шутником: юмор у него всегда плавал на поверхности. Каждый вечер Фуада можно было увидеть в квартале красных фонарей, у Фатимы и Насира. Никто из моих знакомых не рискнул бы пойти туда в одиночку, Фуад же проводил там значительную часть своего досуга, то и дело влюбляясь и вырывая с корнем свою очередную любовь.
— И вот, — продолжал он, — я уже было повел осла домой, как вдруг вспомнил, что говорила мама. Поднатужившись, я с большими усилиями поднял осла на плечи. Честно говоря, я никак не мог понять, почему моя мама пожелала, чтобы я доставил товар таким образом.
Шатаясь, я брел домой с ослом на плечах, и по дороге под гору я проходил мимо прекрасного дворца шейха Салмана Мубарака. Должен вам сказать, что шейх Салман жил в этом огромном дворце вместе со своей красавицей дочкой, ей было шестнадцать лет, и со дня своего появления на свет она ни разу не засмеялась. Она даже не умела улыбаться и, хотя говорить умела не хуже нас с вами, не произнесла ни единого слова со дня смерти своей матери, почившей, когда дочери исполнилось три года. Доктора сказали, что, если ее рассмешить, она заговорит снова, или же, наоборот — если заставить ее заговорить, она опять сможет смеяться. Шейх Салман сулил много денег тому, кто поможет его дочери. Вдобавок он обещал отдать ее замуж за этого человека. Один за другим юноши пытались совершить чудо, но прекрасная девушка по-прежнему сидела у окна, с печалью глядя на происходившее вокруг.
Как раз в это время я проходил с ослом на плечах. Должно быть, он выглядел забавно, брюхом кверху, с барахтающимися в воздухе копытами. Мне сказали, что сначала дочка шейха в недоумении смотрела на меня и на осла, а потом от души, рассмеялась, немедленно обрела дар речи и стала громким голосом звать своего отца. Шейх был так благодарен мне, что сам выбежал мне навстречу.
— И он выдал за тебя свою дочь? — спросила Индихар.
— Разумеется, — ответил Фуад.
— Какая романтическая история, — сказала она.
— Женившись на ней, я стал самым богатым человеком в городе после самого шейха. И моя мама наконец осталась довольна и не жалела о том, что у нее не осталось ни одного цыпленка. Она поселилась во дворце со мной и моей женой.
Я вздохнул.
— Насколько правдива эта история, Фуад? — спросил я.
— Ох, — сказал он, — я совсем позабыл. Шейх почему-то торговал каждый день на рынке битой птицей. Не знаю, для чего он это делал. А его дочка действительно оказалась красавицей.
Индихар наклонилась, выхватила у Фуада недопитую кружку пива и опорожнила её.
— Я думала, торговец птицей умер, — сказала она.
Фуад нахмурился:
— Да, он был при смерти, но когда услышал, что его дочь смеется и называет его по имени, произошло чудо, и шейх выздоровел.
— Хвала Аллаху, источнику благодати, — произнес я.
— Я все это придумал — про шейха Салмана и его прекрасную дочь, — сказал Фуад с улыбкой.
— Хм… — задумчиво отозвалась Индихар. — А твоя мать действительно разводит цыплят?
— Да, конечно! — воскликнул он. — Правда, сейчас у нас не осталось ни одного.
— Ты их продал?
— Я сказал маме, что пришло время завести цыплят помоложе, у которых еще не выпали зубы.
— Ну, я иду вытирать столы, — изрекла Индихар и удалилась.
Я влил в себя остатки «Белой смерти». После рассказа Фуада мне захотелось пропустить еще стаканчика три-четыре.
— Еще пива? — предложил я. Он встал.
— Спасибо, Марид, но я должен идти зарабатывать деньги. Хочу купить своей девушке золотую цепочку.
— А почему ты не подаришь ей одну из тех, которые продаешь туристам?
Фуад взглянул на меня с ужасом.
— Она выцарапает мне глаза! — Видимо, ему попалась красотка с характером. — Между прочим, Халф-Хадж просил меня показать тебе вот что. — Вытащив из кармана, Фуад положил передо мной блестящую стальную штуковину около шести дюймов длиной. Пустая обойма от автоматического пистолета.
Сейчас немногие пользуются старинным оружием, но у Пола Яварски был пистолет сорок пятого калибра. И эта обойма вполне могла принадлежать ему.
— Где ты раздобыл это, Фуад? — спросил я небрежно, поигрывая обоймой.
— В переулке за клубом Веселого Че. Я там иногда находил монеты. Они выкатываются из карманов публики, когда она идет по переулку. Сперва я показал эту штуку Саиду, а он велел отдать ее тебе.
— Я никогда не слыхал о Веселом Че.
— Тебе он не понравится. Жуткое место. Я туда и не захожу, а просто прогуливаюсь по переулку.
— Ясно. Где это?
Фуад закрыл один глаз и задумался:
— Хамидийя. Улица Акнули.
Хамидийя. Маленькое королевство Реда Абу. Адиля.
— А почему Саид решил, что я заинтересуюсь этой штукой? — спросил я.
Фуад пожал плечами:
— Он не сказал мне. Ну и как? Ты заинтересовался?
— Да, спасибо тебе, Фуад. С меня еще стаканчик.
— Правда? Тогда, может быть…
— В другой раз, Фуад! — Я рассеянно махнул рукой. Думаю, он понял намек и вскоре ушел.
Мне предстояло о многом подумать. Был ли это ключ к тайне? Действительно ли Пол Яварски спрятался у Абу Адиля? Или же Саид Халф-Хадж заманивал меня в ловушку, не зная, что я уже раскусил
