— Это не взятка? Я вздохнул:
— Нет. Я восхищен, как ты ведешь машину с раскаленными углями в кальсонах. Думаю, я бы так не мог.
Он поерзал.
— Значит, это подарок, — озадаченно произнес Билл.
— Вот десять киамов.
Его глаза опять расширились.
— Ох, — сказал он, улыбаясь, — опять они!
— Ну конечно, куда же они денутся. До скорого, Билл!
— Пока, дружище! — Он рванул автомобиль с места так, что из-под колес выстрелил гравий. Я отвернулся и стал подниматься по лестнице.
— Добрый день, яа Сиди, — сказал дворецкий.
— Привет, Юсеф. Я хотел бы видеть Фридлендер Бея.
— Да, конечно. Хорошо, что вы дома, сэр.
— Да, спасибо.
К Папочкиным офисам мы пошли по коридору с тонким ковровым покрытием. Воздух был прохладен и сух, и я почувствовал нежное дуновение многочисленных вентиляторов. Вокруг тонко и маняще благоухало ладаном. Свет струился через жалюзи, сложенные из тонких деревянных реек. Мелодично звенели струйки воды; в одном из двориков бил фонтан. У самого входа в зал ожидания я увидел высокую, хорошо одетую женщину: она пересекла холл и поднялась на несколько ступенек. Женщина скромно улыбнулась мне И тут же отвернулась. Ее черные и блестящие, как обсидиан, волосы туго стянуты в узел. Руки были бледными, а пальцы длинными, тонкими, необычайно изящными. С первого взгляда было видно, что у этой женщины есть стиль и манеры. Но вместе с тем чувствовалось, что при необходимости она может стать коварной й жестокой.
— Кто это был, Юсеф? — спросил я. Он обернулся ко мне, нахмурившись:
— Это Умм Саад.
Я понял, что он ее недолюбливает, а мнению Юсефа я доверял, мое первое впечатление от нее, по всей видимости, было верным.
Рассевшись в комнате секретаря, я стал убивать время, выискивая среди трещинок на потолке очертания лиц. Спустя некоторое время один из громадных телохранителей Папочки открыл дверь к нему. Всех огромных мужчин я называю Говорящими Камнями. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Заходи, — сказал один Камень. Эти парни не тратят лишних слов.
Я вошел в кабинет Фридлендер Бея. Ему уже было около двухсот лет, он перенес бессчетное множество модификаций тела, имел трансплантаты. Откинувшись на подушку, Бей пил черный кофе из золоченой чашки. Он улыбнулся мне.
— Мои глаза снова оживают — так рад я тебе, о мой племянник, — сказал Папочка. Я знал, что он не кривит душой.
— Мои дни в разлуке с тобой были полны печали, о шейх, — произнес я.
Он подвинулся, и я сел рядом. Он наклонился, наливая в мою чашку кофе из золоченого кофейника. Отпив глоток, я сказал:
— Да будет твой стол всегда полон яств.
— Пусть Аллах дарует тебе здоровье, — ответил он.
— Молюсь о твоем здоровье, о шейх. Он сжал мою руку.
— Я здоров и силен, как шестидесятилетний, но меня гнетет какая-то непонятная неодолимая усталость, о мой племянник…
— А твой врач…
— Это усталость души, — сказал он. Мой аппетит и мои желания умирают. Я живу только потому, что мысль о самоубийстве ужасает меня.
— Может быть, в будущем наука поможет тебе.
— Как, сынок? Вдохнет новый жар в мою утомленную душу?
— Технология разработана уже сейчас, сказал я. — Можно использовать модди и дэдди — имплантат, как у меня.
Он печально понурился:
— Аллах отправит меня в ад, если я сделаю это. — Интересно: значит, Папочка не возражал, если в ад отправлюсь я. — Расскажи мне о своем путешествии, — сменил он тему разговора.
Он был рядом, но я никак не решался задать ему главный вопрос: о нашем родстве.
— Вначале я должен услышать обо всем, что произошло за время моего отсутствия, о шейх. Я видел в коридоре женщину. Женщин никогда прежде не было в твоем доме. Можно узнать, кто она?
Лицо Папочки омрачилось. Он минуту помедлил с ответом:
— Самозванка и обманщица.
— Так прогони ее, — сказал я.
— Да, конечно, — согласился он.
Лицо его окаменело. Сейчас передо мной был не правитель огромной империи нелегального бизнеса, прибравший к рукам всю преступную деятельность в городе, а нечто похуже. Фридлендер бей вполне мог оказаться потомком королевской династии. Нечто властное и величественное было в его взгляде, в чертах лица.
— Я должен задать тебе вопрос, о мой племянник: чтишь ли ты меня настолько, чтобы вновь наполнить свои легкие огнем?
Я моргнул. Я понял, о чем говорит Фридлендер Бей.
— Разве я не доказал тебе свою преданность несколько месяцев назад, о шейх?
Он махнул рукой, видимо, начисто стерев из памяти ту боль, угрозу и тот ужас, которые мне довелось пережить. — Тогда ты защищал себя от опасности, — сказал он. Бей повернулся ко мне и положил высохшую от старости, похожую на птичью лапку руку мне на колено. — Сейчас ты должен защитить меня. Я хочу, чтобы ты узнал об этой женщине все, что сможешь, а потом уничтожил ее. И ее ребенка. Я должен быть уверен в твоей преданности.
Глаза Фридлендер Бея горели. Я и раньше видел его в таком состоянии. Я сидел рядом с человеком, который медленно, но верно терял рассудок. Дрожащей рукой я взял свою чашечку кофе и сделал большой глоток. Пока не допит кофе, можно не отвечать.
Глава 3
Перед имплантацией у меня был будильник. По утрам он звонил, но я вставал не сразу, я любил полежать в постели, позевывая и посматривая на мир туманными глазами — то ли подниматься, то ли еще чуть-чуть полежать. Впрочем, сейчас у меня выбора не было. Вчера вечером я включил в имплантат приставку. Теперь мои глаза открываются сами — и я просыпаюсь по решению дэдди. Этот быстрый переход из одного состояния в другое, нечто вроде холодного душа, заставляет меня невольно вздрагивать. Треклятая приставка разбудит и мертвого и ни за что не даст заснуть снова. Я ненавижу ее.
В воскресенье я проснулся в восемь утра. У моей постели стоял чернокожий человек, которого я прежде никогда не видел. Минуту я раздумывал над возможной причиной его появления. Он был высок, гораздо выше меня, и прекрасно сложен. Большинство чернокожих в городе похожи на Жанель — это беженцы из голодающих засушливых областей африканской пустыни. А этот парень выглядел так, словно ни разу в жизни не пропустил плотного и хорошо сбалансированного обеда. Его лицо было вытянутым и серьезным и как будто светилось изнутри. Суровые глаза и бритый череп дополняли мрачный облик.
— Кто ты? — спросил я, еще не выбравшись из-под одеяла.
— Доброе утро, яа Сиди, — сказал он. Голос у него был низкий и слегка хрипловатый. — Меня зовут Кмузу.
— Неплохое начало, — откликнулся я. — Скажи мне, во имя Аллаха, что ты тут делаешь?