Навеки твой

Но вот Якоб Э. Хамре протянул вперед свою изящную руку с длинными тонкими пальцами и включил магнитофон.

Негромким монотонным голосом он объявил, где мы находимся, кто присутствует, сказал, какое сегодня число и время суток. Затем после небольшой паузы он обратился к Венке Андресен.

– Мы только что арестовали Гюннара Воге, – сказал он.

Мы все пристально смотрели на нее и видели, как это короткое сообщение прошло через ее мозг и отразилось в глазах: они широко раскрылись, а рот округлился. Единственное, что просочилось сквозь губы, был глубокий вздох. Она беспокойно переводила взгляд с одного на другого, ожидая от нас объяснения или утешения. Но мы, трое мужчин, – мы молчали. Мы просто видели, как слова эти, дойдя до ее сознания, вызвали нежданные и беззвучные слезы, которые скатились по ее щекам.

– Гюннара? – повторила она.

Последовала пауза.

– Это он… – с трудом начала она сначала.

– Это он убил Юхана Педерсена, – сказал Хамре.

Она непонимающе смотрела на него.

– Кого? – спросила она.

– Джокера, – ответил я, – сегодня вечером.

Она качнула головой.

– Он убил Джокера сегодня вечером? А Юнаса? Почему он… Я не понимаю…

– Фру Андресен, вы хорошо знали Гюннара Воге? – Перебил ее Хамре; его голос был тверд, но учтив, и он, Как всегда, был приветлив, однако сегодня под этим скрывалось некоторое нетерпение.

– Я… – начала она и, прикусив губу, покраснела. Горячая волна захлестнула ее лицо, и она выглядела виноватой, как все мы, когда краснеем.

– Я знала его очень давно, – ответила она, помедлив.

– Насколько давно? – спросил Хамре.

– Мы встретились… это было, кажется, в шестьдесят седьмом году, всего за несколько месяцев до того, как я познакомилась с Юнасом. – Она выговаривала имя Юнаса так, будто хотела навсегда удержать его при себе.

– А потом? – методично продолжал Хамре.

– Потом… – Венке провела языком по пересохшим губам, – мы… Я встретила его там, где мы жили. Это произошло днем, совершенно случайно, на улице. Он заговорил со мной и спросил, помню ли я его. Я взглянула на него, у него уже появилась лысина, но, конечно, я узнала его. – Она замолкла и сидела, разглядывая свои сплетенные пальцы.

– А потом? – продолжал Хамре.

Она пристально смотрела на него. Казалось, что в этой комнате они были только вдвоем. Паулюс Смит, я и женщина из полиции превратились в статистов, пребывающих где-то за кулисами, в этом камерном спектакле для двоих. Взгляды Венке и Хамре встретились, и они глядели друг на друга, можно сказать, с вызовом.

– Вы возобновили ваши отношения? – спросил он.

– Мы возобновили наши отношения, – сказала она с сарказмом. – Но это звучит так, будто у нас было какое-то деловое соглашение. Да, мы возобновили отношения, но не сразу, а спустя некоторое время. Гюннар сказал, что искал меня, что специально устроился здесь на работу и переехал из-за меня, чтобы быть поближе и иногда видеться. Это произвело на меня впечатление.

– Да, я могу это понять.

– Можете? Я давно уже чувствовала, как все обернется, как пойдет у нас с Юнасом, и мне необходимо было чье-то внимание, чья-то любовь. Я любила Юнаса, люблю его до сих пор и буду любить до самой своей смерти, хотя он уже мертв. А то, что было между мной и Гюннаром, – это совсем другое. Это было одностороннее чувство с его стороны. То же самое, что было между мной и Юнасом, но тогда любила я.

– Значит, вы были с Воге в интимных отношениях?

Она молча кивнула и проглотила слюну.

У меня разыгралась сильнейшая мигрень и мучительно стучало в голове. Паулюс Смит мрачно смотрел на Венке, она же глядела только на Хамре.

– Когда это произошло? – спросил Якоб. – Это случилось до или после того, как вы разошлись с Юнасом Андресеном?

Она всхлипнула.

– . Это было до! Но это ничего не значит, это не было изменой и не имело никаких последствий. Ведь между Юнасом и мной все давно уже было кончено. Я чувствовала это всем своим существом. Казалось, что вся любовь, жившая во мне, спряталась куда-то глубоко внутрь и там заморозилась. Вы понимаете? Это было незадолго до того, как Юнас совсем переехал от нас. Но до того!

– Можно считать, что ваш муж покинул вас именно по этой причине?

– Кто? Юнас? Конечно, нет! У него уже была другая – эта самая Сольвейг. Он ничего не знал о нас с Гюннаром. Я бы это заметила, и он бы обязательно сказал мне об этом, когда переезжал. Нет. Об этом знали только мы двое. И мы были очень осторожны. Мы редко встречались – только когда были совершенно уверены, что никто об этом не узнает. Чаще встречались у него, иногда у меня. Но у него было надежнее,