говорить или делать хоть что-нибудь, пока не объявятся мои советники и не начнут советовать.
Ну конечно же, народ запаниковал. Плин говорил, что этого следовало ожидать, да я и сам придерживался того же мнения. Слишком уж мы насмотрелись фильмов о гостях из космоса. Иногда они прибывают с призывом к миру и всеобщему братству и приносят как раз ту информацию, в которой человечество нуждается долгие тысячелетия. Но чаще пришельцы являются, чтобы нас поработить или истребить, потому что тогда видеоэффекты много лучше. И когда прибыли наапы, все были уже готовы их возненавидеть. Люди не доверяли их приятной внешности. Людям были подозрительны их милые манеры и элегантная одежда. Когда наапы предлагали нам решить все наши проблемы, мы говорили: конечно, сделайте это, но во сколько нам это обойдется?
В первую неделю мы с Плином проводили вместе много времени — просто чтобы познакомиться и понять, чего хочет другая сторона. Я пригласил его, командира Тауга и других наапских руководителей на прием в Белом доме. Там был церковный хор из Алабамы, исполнявший негритянские духовные песни, школьный джаз из Мичигана с попурри из университетских спортивных хитов, команда талантливых двойников прежних рок-звезд с ностальгическими номерами, комедийная труппа из Лос-Анджелеса или откуда-то еще и Нью-Йоркский симфонический оркестр под управлением гениальной девицы двадцати лет. Чтобы показать наапам, как восхитительна культура Земли, оркестр сыграл Девятую симфонию Бетховена.
Плину все это очень понравилось. Он сказал, яростно аплодируя:
— Люди столь же разнообразны в изображении веселья, как наапы. Мы все без ума от земной музыки и думаем, что Бетховен создал несколько самых прекрасных мелодий из всех, что мы слышали в галактических путешествиях.
Я с улыбкой ответил:
— Нам очень приятно.
— Правда, Девятая симфония — не лучшая его работа…
— Простите? — переспросил я. Он любезно улыбнулся и объяснил:
— У нас полагают, что лучшее творение Бетховена — Пятый концерт для фортепиано ми-бемоль- мажор. Я перевел дыхание.
— Ну, это дело вкуса. Возможно, стандарты наапов…
— Нет-нет, — поспешно ответил Плин. — Вкусы здесь ни при чем. Пятый концерт считается лучшей вещью Бетховена в соответствии с точными и конкретными правилами музыковедения.
Я возмутился — самую малость. Откуда этому наапу, прилетевшему Бог знает с какой планеты, никак не связанной с нашей историей и культурой — откуда этому чудовищу знать, какие чувства поднимает Девятая симфония в человеческих душах? И я спросил излишне мягким голосом:
— Тогда скажите, какое наше музыкальное произведение считается наилучшим?
— Музыка Миклоша Рожи из фильма «Бен-Гур», — сказал он простодушно.
Что я мог ответить? Пришлось кивнуть — дело не стоило того, чтобы затевать межпланетную ссору.
Итак, страх перед наапами сменился недоверием. Мы все еще ждали, что пришельцы покажут свое истинное лицо, что красивые маски спадут и обнаружатся кошмарные морды, прячущиеся, как мы подозревали, под этими масками. Кроме того, они не отправились домой через неделю. Наапам нравилась Земля, нравились мы, и они решили ненадолго задержаться. Мы рассказали им о себе, о наших многовековых неурядицах, и они ответили — на свой бесцеремонный манер, — что могут внести некоторые мелкие поправки, и для всех обитателей Земли жизнь станет много лучше. Кстати, они ничего не попросят взамен. Дадут нам все это в благодарность за гостеприимство — мы ведь разрешили поставить базовый корабль на Эспланаде и по всей планете бесплатно подавали им кофе. Мы поколебались, однако суетность и алчность взяли верх. И мы сказали: «Действуйте! Пусть наши пустыни расцветут. Пусть закончатся войны, исчезнут болезни и бедность».
Так недоверие сменилось надеждой. Пришельцы заставили пустыни цвести. На это они запросили четыре месяца. Мы были готовы дать столько времени, сколько понадобится. Они возвели ограду вокруг всей Намибии — никому не разрешали взглянуть, что там происходит. Через четыре месяца устроили большой прием с коктейлями и пригласили желающих со всего света посмотреть на результаты своих трудов. Я послал госсекретаря в качестве своего личного представителя. Он вернулся с восхитительными фотографиями: громадная пустыня превратилась в ботаническое чудо. Вместо унылых мертвых песков на многие мили протянулась цветущая растительность. Правда, в бескрайнем саду не росло ничего, кроме алтея розового — много миллионов растений. Я мельком сказал Плину, что жители Земли надеялись на нечто большее по части разнообразия и на что-то более практичное.
— Что вы называете «практичным»? — осведомился он.
— Ну, вы понимаете. Съедобные растения.
— О пище не беспокойтесь. Мы очень скоро справимся и с голодом, — сказал Плин.
— Доброе дело… Но вот алтей…
— Что дурного в алтее?
— Ничего, — согласился я.
— Алтей розовый — самый прекрасный цветок из растущих на Земле.
— Некоторым больше нравятся тюльпаны, — заметил я. — А другим — розы.
— Нет, — твердо произнес Плин. — Алтей лучше всех. Я не стал бы вас дурачить.
Так что мы поблагодарили наапов за Намибию, заросшую алтеем, и попросили не заниматься Сахарой, Гоби и другими пустынями.
В общем и целом наапы нравились нам, хотя временами с ними было трудновато. Стоило послушать, как наапы говорят: излагают в лоб некий категорический императив и оценивают все либо как черное, либо как белое. Алтей — наилучший цветок. Александр Дюма — величайший романист. Электрик — самый приятный цвет. Лучший из автомобилей во все времена — шевроле «Бел-эйр» 1956 года, но только если он цвета морской волны.
Однажды я поинтересовался мнением Плина о президентах Америки. Спросил, кого наапы считают лучшим президентом в нашей истории. При этом чувствовал себя королевой-колдуньей из «Белоснежки»: мол, что мне ответит волшебное зеркало? На деле я не ждал, что Плин назовет меня как лучшего президента, однако сердечко прыгало, пока я ждал ответа — кто его знает, а вдруг… По правде говоря, думал я, он назовет Вашингтона, Линкольна, Рузвельта или Акивару. Но ответ был неожиданный: Джеймс Н. Полк.
— По-олк? — спросил я и подумал, что даже не смогу узнать его на портрете.
— Он не слишком известен, — сказал Плин, — но был самым достойным, хотя и не ярким президентом. Провел войну с Мексикой и добавил к Соединенным Штатам огромные территории. Он говорил, что каждый пункт его программы обрел силу закона. Прекрасный, работящий человек, заслуживающий лучшей репутации.
Я спросил:
— А как насчет Томаса Джефферсона?
— Тоже неплох, но он — не Джеймс Полк.
Моя жена, первая леди, подружилась с женой командира Тауга — ее звали Доим. Они частенько ездили по магазинам вместе, и Доим давала первой леди советы насчет нарядов и ухода за волосами. Объясняла моей жене, какие помещения Белого дома надо заново декорировать, какие благотворительные общества заслуживают государственной поддержки. Именно Доим устроила первой леди контракт на телевидении, и она же приохотила жену к филадельфийским сырным котлеткам, излюбленному лакомству наапов (хотя лучшей кухней они считали техасско-мексиканскую).
Однажды две дамы обедали вместе. Сидели за маленьким столиком в шикарном вашингтонском ресторане, а рядом околачивались десятка два людей из Секретной службы и наапские охранники, постоянно сопровождавшие командиров.
— По-моему, с каждым днем в Вашингтоне становится все больше наапов, — промолвила первая
